Департамент ночной охоты

– Назад, – взревел охотник, напрягая все силы. – Ко мне!

В глазах у него потемнело. Он чувствовал, как его мышцы натянулись, словно пружины эспандера, готовые лопнуть от перегрузки. И все же он тянул. Тянул до тех пор, пока в груди что-то не лопнуло, и боль продралась даже сквозь то белое безмятежное сияние, подаренное охотнику ведьминым напитком. Алексей зарычал, дернул сильней…

Петли двери с треском вылетели из косяка, и тварь потеряла точку опоры. Сильный рывок охотника сорвал гадину с места, и она, размахивая своими лапами, воспарила над Кобылиным. Легкая, но чертовски крепкая тварюга отлетела аж на середину кухни, хлопнулась об пол, подмяв под себя пару конечностей, и тут же, как пружина, распрямилась.

Кобылин налетел на нее, чуть ли не светясь от бешенства. Он чувствовал, как уходят силы. Знал, что это не может продолжаться вечно. И был в ярости от того, что никак не может добить проклятую тварь. Пнув гадину в голову, Алексей крутнулся, подхватил со стола кухонный нож размером в пол руки и бросился в атаку.

Первый удар пришелся тварюге по лапе. Плоть легко расступилась под клинком, но так же легко сомкнулась, когда лезвие пошло дальше. Кобылин пырнул ножом подвернувшуюся лапу чудовища, ударом ноги швырнул тварь обратно на пол. Развернулся, подхватил с плиты второй нож, не меньше первого, и ударил им с разворота.

Он шел вперед, размахивая руками, как ветряная мельница. Ножи сверкали в его руках, рубя черную плоть монстра в мелкое крошево. Удар справа, удар слева, хороший пинок в живот, удар сверху, выпад, снизу двумя, снова удар ногой одним сверху, скрещенными по горлу…

Тварь отступала под натиском охотника, беспорядочно размахивая перед собой лапами. Улучив момент, Кобылин подсечкой подрубил ее ногу, и, когда тварюга упала на то, что заменяло ей колено, Алексей ударил коленом ей в лицо, отбросил на стол черную лапу и с размаху всадил в нее один из ножей, пригвоздив к столешнице. Тварь отскочила, шелестя, как целый ворох высохших листьев, а черная рука, искромсанная ножами, осталась на столе, судорожно сокращаясь, словно все еще была жива.

Кобылин коротко выдохнул, вскинул нож и, ободренный удачей, бросился на монстра. Удар ногой, согнулась пополам, пырнуть в живот, свободную руку на черный затылок и на…! С размаха приложить мордой об стол, расплющив голову о столешницу! Удар коленом, отбросить от себя ногой, не дать навязать ближний бой, выпад, полоснуть по горлу, захват…

Черная лапа обвилась вокруг горла охотника – скорее как щупальце, чем настоящая рука. Кобылин в ту же секунду двумя руками всадил нож под мышку этой руки и резанул со всей силы, вверх. Сухая плоть, напоминавшая сено, поддалась, черная шерсть лопнула, и черная рука оторвалась от туловища. Кобылин отпрыгнул на шаг, сдирая с себя эту мерзость, и в тот же миг тварь пошла на прорыв. Воспользовавшись секундным замешательством охотника, монстр вскочил на ряд разделочных столов и, припадая на одну ногу, проскакал по ним мимо охотника – к выходу.

Двигался он уже не так шустро, как раньше. Но и Кобылин почти выдохся. Он не чувствовал тела, не чувствовал рук и ног – только огненный обжигающий шар в груди – вот и все, что он сейчас ощущал.

Покачнувшись, охотник отшвырнул от себя отрезанную лапу чудовища и, широко размахнувшись, метнул вслед чудовищу нож. Огромный кухонник с размаха вошел в спину твари по самую рукоять. От этого толчка в спину монстр слетел со столов – рылом вперед, уткнувшись в вырванную с корнем дверь. Кобылин похромал следом, на ходу подхватив со стола первое, что попалось под руку, – железный штырь на рукоятке для заточки ножей.

Тварь успела подняться на ноги – уже с трудом, пошатываясь. Она даже успела шагнуть в дверной проем, но в тот же миг Кобылин со стоном прыгнул следом и повис на ее плечах. Обхватив левой рукой монстра поперек груди, охотник вскинул оружие и с размаху воткнул железный штырь под черную голову, туда, где у нормального существа должна была находиться шея.

Тварь зашуршала, содрогнулась всем телом, но упрямо побрела вперед, уже не делая попыток освободиться. Кобылин, висевший на ее спине, продолжал наносить удары, протыкая черную плоть, сухую и хрупкую, напоминавшую пергамент. Он бил и бил, равномерно, сильно, уже ничего не видя и не чувствуя, вкладывая последние силы в каждое движение.

Монстр, содрогаясь под градом ударов, медленно вышел из двери и, тяжело шагая, направился к выходу. Он прошел мимо барной стойки, пошатнулся, оперся о спинку одного из диванов, а потом, вздрогнув от нового удара, повалился вперед, на белые столики, напоминавшие грибы на ножках. Кобылин упал следом, придавив гадину всем своим весом. Задыхаясь, захлебываясь, он вскинул свое оружие и всадил его в развороченное плечо твари. Та слабо дернулась и поползла вперед, опрокидывая изящные белые стульчики. Она ползла по полу из черных и белых плиток, упрямо, настойчиво, но едва заметно.