Однако Миллер отдавал себе отчет в едва уловимых изменениях своего статуса в моменты, когда он, Джонс, Уайлдер и Гор не соглашались в звучании, организации процесса или дальнейшем продвижении. «Алан стал очень хорошо разбираться в студийной технике, но мне кажется, что мы меньше стали соглашаться в работе над этим альбомом, чем было раньше, – заключил босс Mute. – Частью проблемы было и то, что сам Мартин так до конца и не решил, в каком направлении он хочет “вести” свою музыку. Это был не самый попсовый альбом, и возникали некоторые сомнения на этот счет – правильный ли это путь и действительно ли это то, чем мы должны заниматься? Также Гарет был намного более вовлечен в работу над альбомом, чем раньше, отчего наши роли еще больше размылись. Мы были вместе каждый день и потихоньку начали наступать друг другу на ноги. Такого у нас еще не было. За последние несколько лет я был единственным, кто приходил с идеями и организовывал весь рабочий процесс. С моей перспективы кажется, что у Винса была такая любовь к работе в студии, которой не было ни у кого из оригинальных членов группы. Им не нравилось ковыряться в технике и экспериментировать. К концу работы над Some Great Reward и конкретно Black Celebration Алан заполнил собой роль этого помешанного студийного работяги, которую обычно исполнял я. Мы были теми парнями, которые работают поздно ночью, пока другие играют в пул или читают журналы. Моя позиция стала менее определяющей, хотя я по-прежнему имел очень весомый голос. В общем, я думаю это создало много напряжения. В связи с этим мы все по-слетали с катушек, из-за постоянного нахождения вместе в замкнутом пространстве, я еще и компанией управлял параллельно, постоянно совершая кучу звонков в Лондон с самого утра. Все это привело и к моему личному стрессу, и, само собой, временами я мог быть чрезмерно темпераментным в студии. Но, я думаю, это хорошо в данном случае. Музыка должна быть эмоциональной. Если вы не полностью эмоционально вовлечены в процесс, то вы не чувствуете ее».
Крис Карр: «Дэниел может быть трудным персонажем. Вот он застенчивый, а через минуту слишком темпераментно давит мнением, может быть щедрым и уступчивым, а может вцепиться в идею намертво. Он очень противоречивый человек. Я никогда не слышал, чтобы он сказал “так не будет” или “ты не можешь этого сделать”. Но тем или иным образом “депеши” всегда догадывались, поддерживает ли он их в данный момент или не согласен. Он был скорее старший брат, чем отец».
Алан Уайлдер чувствовал, что некая прозрачность мнений была утеряна во время создания темной атмосферы Black Celebration: «Когда к решению проблемы прибавляется слишком много дополнительных голосов, проблема только больше становится. Поначалу у меня не было весомого голоса в группе, это становление заняло много времени. Также было непросто узнать Дэниела, такого человека быстро не поймешь. А дальше это было уже больше вопросом сложения Дэниелом с себя полномочий абсолютного контроля, когда мы как раз становились все более весомыми в принятии решений. Он попросту постепенно отпустил работу над этими альбомами в свободное плавание. Он сознательно позволял нам занимать более активные роли в работе, раз уж мы стали опытнее. Но на этом альбоме все было несколько сложнее, поскольку, я полагаю, мы были на переходной стадии в понимании роли Дэниела в студии».
Возможно, все это было ключом к будущим творческим высотам и пониманию собственных возможностей, которые прочувствовали Depeche Mode, сделав Black Celebration одной из своих лучших и самых значительных работ, определенно выйдя на свой творческий максимум в 1986-м. Суровые условия рождения альбома создали ощущение панорамной клаустрафобии – словно чей-то мир целиком был сжат в очень маленьком месте. Это был своего рода звуковой эквивалент фильма Вольфганга Петерсена «Подводная лодка» 1981 года, где практически все действо происходило в интерьере немецкой субмарины, патрулирующей Атлантику. Как сказал один критик, «неизменное и парадоксальное чувство спектакля разворачивается в фильме еще более динамично за счет разрывания швов собственной клаустрофобии». И хоть Миллер и Джонс признавали крайне медленный прогресс в работе над записью, в конце концов их эксперименты со звуком пробили землю, создав что-то новое. Миллер: «Когда мы настраивали студию в Ганзе, Гарет делал потрясающие технические штуки с микрофонами и дошел до того, что создал новый эффект, целую структуру, очень громко играя на синтезаторах через ПА из другой студии».