Депутат за семь миллионов

Маша разглядывала двор и дом. Перед крыльцом стояли две дорогие машины. Одна из них, как уже было известно Маше, принадлежала хозяину дома. А вот вторая – его гостю. Как она подозревала, не просто так приехали эти люди в загородный дом – подальше от чужих глаз и ушей. Стать этими самыми сторонними ушами-глазами и предстояло Маше. Сквозь не до конца повернутые планки жалюзи на первом этаже была видна комната охраны. Охранник в униформе сидел перед мониторами и коротал время за щелканьем семечек. Шелуху аккуратно складывал на расстеленную бумажную салфетку. Расстегнутая кобура с пистолетом висела на спинке стула.

Где именно расположились гость с хозяином, пока было непонятно: свет горел в некоторых окнах и на втором этаже, и в мансарде. Но долго размышлять над этим не пришлось. В воздухе явственно чувствовался запах горящих дров, а дымок, поднимающийся над трубой пристройки, свидетельствовал, что топится баня.

Когда хозяева дома, челядь не станет париться, ухмыльнулась Маша, задерживая свой взгляд на приоткрытой слегка запотевшей фрамуге.

Узкое горизонтальное окно располагалось высоко – с земли не заглянуть. Но Маша, как в детской сказке про девочку и медведя, «сидела высоко, глядела далеко».

«Значит, банька. Ну, а поскольку тихо и девки не визжат, то я не ошиблась, идет задушевный разговор», – подумала молодая женщина.

Вновь сухо щелкнула тетива арбалета. Стальной дротик впился в ствол дерева напротив приоткрытой фрамуги. Маша подсоединила к планшетному iPOD-у с наворотами наушники. Сигнал был пойман. Слышалось что-то не очень вразумительное. Плеск воды, кряхтенье.

«Неужели ошиблась?»

Следом в наушниках раздалась вполне разборчивая речь:

– Ух, черт…

«Кажется, это хозяин».

Маша запустила еще один дротик из арбалета. На этот раз с миниатюрной телекамерой. Обе стрелы прятались среди ветвей, с территории их вроде не было заметно.

«Н-да, даже в детстве за мужиками в бане не подглядывала. Чем только в ведомстве Дугина заниматься приходится», – скривила губы Маша, настраивая камеру.

Экран был выставлен на минимальное свечение, чтобы не выдать себя подсветкой. Немного поколдовав с камерой, подкорректировав, Маша добилась вполне приемлемого изображения. В поле зрения попал бассейн, выложенный голубой смальтой, невысокий сервировочный столик с закусками и два плетеных кресла рядом с ними. В глубине виднелась стеклянная дверь в парилку, за которой, как рыбы в аквариуме, перемещались два голых раскрасневшихся мужика.

Минут пять прошли в ожидании. Техника послушно записывала звуки и видео, но практического толку от этого пока не было.

«Даже на домашнюю эротику не сгодится. Стекло-то запотевшее».

Наконец дверь в парилку открылась, закрученный в простыню хозяин пропустил вперед себя моложавого гостя, пожелавшего лишь прикрыть бедра полотенцем. Маша обратилась в слух и в зрение.

Хозяин особняка поправил простыню, закрученную вокруг рыхлого, раскрасневшегося тела на манер римской тоги, и несколько подобострастно указал гостю на плетеное кресло. Было странно видеть, что один из десятка самых богатых людей страны так обходителен с наглым мужчиной, годящимся ему в сыновья. Олигарх Владимир Данилович Мясникович, сумевший подмять под себя производство инсулиновых препаратов, имел для этого все основания. В костюме, при галстуке он, конечно же, казался внушительнее. Теперь же, в тоге и с голыми волосатыми ногами, выглядел смешно и легкомысленно. Несмотря на волевое лицо, строгий взгляд и благообразную седину, в нем угадывались внутренняя пустота, бездушная жесткость к одним и подобострастие к тем, кто в данный момент сильнее. Его гость и собеседник даже не пытался прятать свою истинную сущность за «маской». Моложавый Павел Янчевский выглядел холеным наглецом, который наглеет до тех пор, пока чувствует, что оппонент способен терпеть его выходки. Про таких, как он, люди среднего поколения обычно говорят «комсомольская рожа». Вот так, комсомола давно уж нет, а «комсомольские рожи» остались.

Начало разговора Маша не слышала, но почти с ходу поняла, о чем и о ком идет речь. Собеседники уверенно оперировали цифрами.

– …раньше стоило пять лимонов на рыло, а теперь восемь, – уверенно заявил Янчевский, вперив взгляд в переносицу благообразного Мясниковича.

– И это называется антикризисным предложением? – попытался мягко возразить Мясникович.

– Зато с гарантией! – отчеканил Павел. – Кризис – он на Западе, а у нас кризиса нет, новости смотреть надо. В конце концов, не я на тебя с предложением вышел, – без зазрения совести Янчевский назвал человека вдвое старше его на «ты». – Не хочешь – не подписывайся.

Владимир Данилович не обиделся на «тыканье», зашевелил пухлыми губами, что-то подсчитывая в уме. Глаза его приняли задумчивое выражение. Олигарх один за другим загибал пальцы; когда ладонь его сжалась в кулак, лицо его просветлело.