Я сказал, что возвращение скотины на подворье приглушило проблему внеслужебного занятия, но не сняло ее целиком и не снимет, ибо будущее, надо полагать, не за подворьем. Я рассказывал о могилевском колхозе «Рассвет» имени Орловского, так вот там уже много лет своих коров не держат, молоко получают с общественных ферм — по два литра на трудодень. С пристрастием, расспрашивал я колхозников, на какие дела тратят они свободное время. Ну для молодых занятий достаточно: прекрасный культурно-спортивный комплекс, многие учатся, богатые личные библиотеки, общественная работа… Для стариков огородики под окнами… Словом, проблемы вроде бы особой и нет. Но как-то неуютно мне стало, когда председатель — помните, я приводил его слова — сказал: «А чему хорошему дети научатся в семье, скандалам, пьянкам?..» И грустное раздумье уловил я в словах секретаря парткома: «Знаете, я человек общительный, люблю быть на людях, но перестали у нас собираться. Бывало, каждый вечер на улице посиделки, а теперь все по домам, уткнутся в телевизор и сидят часами…»
Речь-то у нас не о развлечениях, которые в первую очередь выдвигаются, как только заговорим о свободном времени. Хотя и о них надо сказать, мало еще в деревне возможностей развлечься, и все же дело тут легче поправить, по крайней мере, внимание, как говорится, к проблеме приковано, и надеяться можно. Я веду речь о з а н я т и и. О неслужебном полезном занятии. Ибо занятие есть забота. Она, и только она, способна возвышать человека, делать его жизнь наполненной, одухотворенной, праздность же — никогда. Праздность — это путь к духовному обнищанию.
Тут я снова вернусь в Усть-Дёржу, потому что мне не дает покоя… топор в руках усть-дёржинца. Почему, задаю я себе вопрос, раньше, когда деревня еще не обнаруживала признаков умирания, никто из жителей не трогал березников на траншеях, таким красивым кольцом окружавших деревню, а как только начали дворы пустеть, так и топор ринулся валить березы? Какой сдвиг, какой излом произошел в душах людей? Уходим — и красоту с собой уносим? Было бы при нас, а после нас хоть потоп? Ведь Усть-Дёржа не умерла, она перестала быть деревней, стала чем-то вроде дачного селения или садового кооператива, но люди-то в ней все равно живут, и избрали они это место именно за красоту, так за что же березы под топор? Ну ладно, допустим, усть-дёржинцев оправдывает старость: в лес уже не съездить, руби что ближе, а в других деревнях, где и здоровых мужиков хватает и времени у них достаточно, почему тут в полях и лесах, на лугах и водах черт ногу сломает — до того они не прибраны, захламлены, загажены? Вот занятие, вот забота — о сфере своего обитания! Кончил службу — займись полезным делом: зарыбляй озера, сооруди водоем, убери валежник, наделай кормушек зверью, ведь для себя же, для своего удовольствия и своей пользы. А разве привести свое село в культурный вид — не забота, ведь бурьяном заросли, стыдно смотреть. Так много дел на нашей земле, что и детям и внукам хватит, и как-то далее неудобно говорить о времени, которое не знаем, куда деть. Не знаем потому, что не задумывались. Мы так заняты ростом производительности труда, что забываем подумать, а что же произойдет, когда поднимем ее на небывалую высоту. Или считаем, что эта задача не очередная? Так сани-то готовят летом, а не тогда, когда снег выпал.