Начало посредственности — в общеобразовательной школе с ее принципом словесного обучения и воспитания, с процентоманией, с низким престижем учителя. Далее — вуз с его погоней за числом приема и выпуска, с оторванностью от живой жизни. Далее — не наем на работу, а назначение на должность, не испытание пригодности, а приказ согласно диплому. Отбор способностей — вот что выпало из системы подготовки кадров. И естественным завершением такого порядка является законодательная защита посредственной работы: ни по одной статье КЗоТа нельзя уволить работника, если он на «тройку» тянет. Изготовленные по плану и защищенные приказом «троечники» сплачиваются, утверждают стиль и атмосферу, приноравливая к своей колодке любую идею, выталкивая, как инородное тело, любой талант.
Курс на ускорение требует поднять уровень всей работы, всех категорий руководителей и исполнителей — от министра до рабочего. Посредственность нетерпима, она уже стала тормозом, остановившим движение, снять который можно только одним средством — оценкой человека его делом. Не деловыми качествами, как общепринято говорить, а именно делом, конечным результатом деятельности. Деловые качества, как категория субъективная, легко поддаются имитации: деловым работником можно изобразить себя посредством «отчетной бумаги», дело же — хлеб, машина, постройка — вещь объективная, оно измеряется физическими единицами, его нельзя подделать. Посредственность как природная данность неистребима, она была, есть и будет, но весь вопрос в границах ее распространения: как плесень без солнца захватывает стены, так и посредственность в условиях имитации поражает общественный организм.
Посредственность, когда она многочисленна да к тому же облечена распорядительной властью, действует на духовную сферу по законам моды: высмеивает устаревшее, отворачивается от истинно прекрасного и останавливает выбор на том, что «покрасивше», утверждая таким образом свой неразвитый вкус. Появилось новое словечко — к и ч, переводимое с немецкого как «халтура», «безвкусица», «псевдокультура». Эта подделка распространяется и утверждается как норма активной посредственностью.
Я мог бы подробно, с «картинками» описать действие этой сплоченной стены «неразвитости» в нашем, борковском, примере, но ограничусь скупым перечислением. Суть примера читателю, надеюсь, ясна из предыдущих заметок, она — в попытке придать культурной жизни села более высокий уровень с помощью литературы и искусства. За три года, несмотря на всяческие препоны, удалось открыть картинную галерею, изостудию, литературный музей писателей-фронтовиков, уникальную библиотеку военной книги, музыкальные классы. Так вот штришки неприятия: главбух — «Картины на баланс ставить не буду, чего навязались с этой галереей на нашу голову, наше дело — продукцию производить!»; экономист — «На музей ни копейки не расходовать!»; председатель рабочкома — «Галереи и музеи не наша забота, у нас проблема — выгребные ямы, канализация нужна!». Тон, как видим, задан, соответственно ему прорабы, завхозы, бригадиры действуют тихой сапой: директор распорядится, а они — материал не выпишут, рабочего не пришлют, ничем не помогут. Единственное спасение — поддержка райкома и обкома партии, толкнут оттуда — на шаг сдвинемся, потом неприятие опять смыкается, как болотная тина, не пускает на чистую воду.
Точно в таком же положении находятся художник А. Большаков и учитель А. Сизов, создающие картинную галерею и музей в селе Вяз, — неимоверными усилиями преодолевают сопротивление бездеятельности, непонимания и того же к и ч а, который завладел и деревней.
Между тем желание деревни создавать у себя «новые» учреждения культуры нарастает, то и дело слышишь: там открыли музыкальную школу, там — музей, там — лекторий по истории искусства, изостудию, фольклорный хор, оркестр народных инструментов… Небезынтересно обратить внимание именно на это сочетание: картинная галерея и фольклорный хор. Сама жизнь рождает соединение народных традиций и высокого профессионального искусства, ибо они неразрывны, одно без другого не может существовать, ушло одно — не придет и другое, но коль приспело думать о «духовности», они неизбежно явятся вместе.
Сложен и нескор процесс возрождения и обновления духовной жизни села, но он начался, идет, и попридержать его уже нельзя, хотя желающих этого немало: кто по неразумению, кто по лености, а кто и по «теории неготовности». В процессе опыта я столкнулся со многими разновидностями сопротивления, из коих «неразвитый вкус» — это цветочки, а ягодки — непоколебимые, как железобетон, финансисты; уподобившиеся античным статуям, холодные и высокомерные обитатели Олимпа; шумные, громкоголосые «организаторы» с административным восторгом — да мало ли «ягодок» на безветренных, тепленьких полянах!..