Депутатский запрос

Вот это номер! Из каких же будущих времен ты явился к нам, Володя? Но договор идет принародно, опять ребячьи глаза и уши нацелены на меня: как поступить? Поднять этого «чудика» на смех, ведь они же знают, что вся их жизнь обставлена бумажками, каждый вечер они получают на кухню продукты по накладным, на которых дежурный ставит подпись; они бегают в канцелярию и за каждую простыню, наволочку, рубаху, платье расписываются; уезжая в города и получая «дорожные», выводят свои фамилии на расходных ордерах; за тетрадки, за карандаши, за игрушки, за хлеб с пекарни, за сахар из магазина, за мыло к бане, за картошку из погреба, за яблоки с деревенских садов — везде распишись, распишись, распишись… И вдруг — «бумага — для нечестных»… А что, если они доживут до такого времени, когда в самом деле не нужны станут бумажки? (И ведь доживут! Еще совсем молодые, они будут входить в трамваи и троллейбусы без кондуктора, бросят в ящик монету — хочешь, отрывай билет, хочешь, не отрывай, — будут есть в столовых бесплатный хлеб, много чего будет бесплатно, даже книжки для их детей, даже санаторные путевки для них самих…) Так, может, все-таки не смеяться над Володиным «заскоком»? Но тогда мне придется… фальшивить. Изображать веру на слово, а тайком писать бумагу, иначе насчитают растрату. Но зачем же тайком? Пусть за Володю расписываются понятые… Так потом и делали, но это уже было не то, совсем не то. Против бумаги мы были бессильны, и никакого урока «на совесть» не получилось. Впрочем, не совсем так, урок мы все-таки провели, и я считаю, удачный. Но о нем чуть позже…

А Володя прижился у нас, года три подряжался делать работу, какая случалась, но, как правило, с весны до осени, на зиму куда-то пропадал. Вечерами на нашем дворе пела скрипка. В жизнь ребят Володя не вмешивался, он только наблюдал, изредка и очень тактично советовал мне что-нибудь. Ни с воспитательницами, ни с мужиками о ребятах не говорил, видимо, считал, что в семье всему голова — батька. В смысле «отрицательного» влияния на детей, которого более всего опасаются педагоги в постороннем человеке, Володи можно было не бояться: он не курил, не бранился, не пил, был честен, справедлив и великодушен. Правда, он не очень любил, когда во время работы ребята вертятся под руками, и никогда ничего не объяснял, хотя умелость его была удивительна и мог бы многому научить. Но в общем, мы считали его полезным человеком, все относились к нему доброжелательно, и я, как педагог, думаю, что если судьба «подкидывает» такого «чудика» детскому коллективу, отстранять его не надо. Такого рода людей что-то ведь тянет к детям, иначе бы они обходили нас стороной, может быть, их мир в какой-то мере сродни детскому, хотя бы по чистоте чувств.

13 августа 1984 года