Ответ был прост. Поставив пустую чашку из-под супа на пол, он аккуратно обнял молодую девушку, что уснула, сидя на краю его кровати. Постепенно чувствуя, как та согревается от тепла его тела, и пальцы рук становятся не такими холодными, ее измученное лицо начинает принимать более привычный ранее спокойный вид.
Капитан Аккерман знал человеческую природу как свои пять пальцев. Хватило пары дней наблюдения, чтобы все понять, однако он не думал, что она будет настроена серьезно и даже станет добиваться второй операции, что почти невозможно в условиях госпиталя.
Но больше его мучил другой вопрос — за что такая юная красавица смогла полюбить его?
Паразита, что пытался искупить свои грехи на поле боя. Рисковавший своей жалкой жизнью не ради чести родины или защиты ее самой. Все время им двигало лишь его ущемленное эго, а девушку было жаль — придумала себе невесть что.
Из раздумий его вывел довольный вздох Сестры сквозь сон — капитан испугался того, что она проснулась.
Никогда прежде Леви ни о ком не заботился — тогда зачем он пытается согреть ее, прижав к себе? Да, ночью в госпитале было жутко холодно, несмотря на то, что днем в этой местности достаточно жарко.
У паразита не может быть чувств. Нет, не «не может» — а не должно.
Но ведь он рисковал своей жизнью и усердно воевал во благо родины, на которой родился. Он сделал все, что было в его силах, заглаживая свою вину. Может быть, паразит все же стал человеком?
Девушка расслабилась, обмякнув в руках капитана, отчего Леви почувствовал вес ее тела и понял, что не выдержит таких посиделок, ведь не до конца оправился после операции. Осторожно перехватив ее, он стал медленно склонять Адерли, заставляя лечь на кровать вместе с ним, спиной к нему.
Он понимал, что это — ошибка. Если она проснется сейчас, то сделает поспешные выводы. От чего же тело, сопротивляясь разуму, притягивало спасительницу ближе к себе?
Глубоко вдыхая аромат ее волос, он едва мог различить легкую травяную нотку, смешавшуюся с привычным спиртом, что витал в воздухе госпиталя. Ее форма была немного затерта от постоянной тяжелой работы, и ткань сильно измялась на местах сгибов локтей.
Ева мирно посапывала, кажется, крепко заснув, впервые за долгое время. Аккерману же такой покой оставался только в мечтах. Снедаемый противоречивыми эмоциями он почувствовал нечто новое, чего никогда не было в его жизни — надежду.
Надежду на то, что он, человек-паразит, может быть не одинок. Что он может быть кому-то нужен, не обязательно этой молоденькой Сестре Милосердия.
Девушка явно сыграла с ним злую шутку, открыв очередной мир грез, что будет мучить сознание Леви. Впервые за свою жизнь он почувствовал, что хочет ощущать то, о чем читал только в учебниках — привязанность к кому-либо. Быть с тем, кем он мог дорожить и кому бы рассказал горькую правду о себе.
Быть с тем, кто понял и принял бы его таким, какой он есть.
Это ведь чувствуют люди? Паразиты же не способны на такие светлые эмоции…
Совершенно верно, он попытался позаботиться о ней так, как может в его нынешнем состоянии, — уложить на кровать и согреть, дать возможность отдохнуть. Была в этом действии и толика благодарности за свою жизнь, учитывая настойчивость и смелость Сестры Милосердия, но больше его мучило то, что он хотел перестать чувствовать одиночество. Хотя бы сейчас, когда сердце отчего-то разрывалось больше обычного.
Обычно Леви знал как справиться с этим угнетающим состоянием, но теперь, когда он почти обездвижен, и коротать время приходилось, лишь рассматривая что-либо, он не мог убежать от этого призрака, вечно следующего по пятам.
Спустя пару часов Леви так и не заснул, но сделал вид, что спит, когда Адерли заворочалась, начиная просыпаться. Он уже не обнимал ее, лежа на спине, вытянув руки вдоль туловища, сделав вид, что так и лежал все время, пока Ева, утомившись, улеглась рядом во время их беседы, уснув.
Адерли долго не могла понять, где находится, а позже — почему. Бегло посмотрев, спит ли капитан, девушка поправила сползшее одеяло и снова села на край кровати, легонько взяв его за руку. Медленно поглаживая большим пальцем очертания его костяшек, почти невесомо касаясь огрубевшей кожи, девушка едва слышно прошептала:
— Как же я рада, что все обошлось…
Еще никогда Леви не было так тяжело скрывать свои эмоции. Сначала Аккерман хотел открыть глаза, но позже подумал, что тем самым сломает девчонке сказку, что она старательно выстраивала все время его пребывания в госпитале.
Неужели снова эта забота о ком-то?
Удивляясь случившемуся, Леви почувствовал, как его руку отпустили, после чего кожа стала мгновенно замерзать, чувствуя потерю источника приятного тепла, а позже он остался один, и лишь тихие отдаляющиеся шаги дали понять, что можно закончить притворство.
После этой ночи Еванджелина ничего подобного себе не позволяла, от чего Аккерман подумал, что ошибся в своих выводах на ее счет. Несколько недель пролетели почти незаметно, только теперь для передвижений Леви приходилось использовать костыль, так как на восстановление подвижности сустава уйдет еще много времени.