Адерли позволила себе переплести их пальцы воедино, наслаждаясь более цепким захватом. Чувствуя маленькую власть над обезоруженным от ее слов молодым человеком.
— Я — четвертый ребенок из самой обычной нищей семьи одного из убогих уголков Франции. С самого рождения была всего лишь лишним ртом на попечении родителей, от того и дописала себе пару лет в документах, чтобы взяли сюда, — в Сестры Милосердия. Даже если я выживу здесь и меня не подкосит инфекция, а снаряд или бомба не попадет в этот госпиталь, вернувшись во Францию, я не собираюсь идти в родительский дом. Меня там никто не ждет. Именно поэтому я хотела, чтобы хоть кто-то вспоминал обо мне, если вдруг… А вы бы меня помнили, знаю это… Потому что я ваша спасительница. — С улыбкой закончила Адерли. — Этого достаточно?
— Более чем, — выдыхая ответ почти у самых губ, Аккерман поддался искушению, едва касаясь ее губ своими.
Он боялся. Он все равно боялся того, что сейчас происходит, потому что это означало самую важную вещь, которая могла с ним произойти.
Ева, не насладившись этим мимолетным соприкосновением, более требовательно поцеловала его, заставляя играть по ее правилам. Им было все равно на то, что за ними, скорее всего, подслушивали и наблюдали соседние койки или же коллеги Адерли. Дыхание окончательно сбилось, а нижняя губа приятно покалывала от легких прикусываний Сестры Милосердия. Не желая отпускать этот миг, руки парня прижали девушку ближе, впервые коснувшись ее тела, а в частности талии, так четко выраженной, несмотря на пышность ее униформы. И тут Леви почувствовал насколько девушка худая, наверняка, не доедающая. Без особого труда кости скелета прощупывались так, что их можно было перебирать пальцами и считать.
Ее руки уже привычно блуждали по его телу, ведь Сестре Милосердия не раз выпадала возможность совершать какие-либо лечебные манипуляции с телом капитана.
Эта идиллия не могла долго продолжаться, и Леви первым отстранился от Адерли, стараясь восстановить дыхание. Предательство разума было совсем некстати, но тот был словно омрачен дурманом и отказывался разложить по полочкам произошедшее.
— Как твоя фамилия? — шепотом спросила Ева.
— Что?! — не понимая цели вопроса, насторожился Леви.
— Если выживу и вернусь, чтобы найти тебя, я должна знать твою фамилию. Ты из разведки, и про тебя в документах госпиталя сказано лишь имя, возраст, группа крови и история болезни. Поэтому назови мне свою фамилию.
— Аккерман. Я — Леви Аккерман. — дотронувшись до ее впалой щеки, капитана охватила жалость от того, что все происходит в последний момент. — И я сам тебя найду.
— Главное, помни обо мне, Аккерман. — Громко чмокнув губы капитана на прощание, Сестра Милосердия освободилась от его ослабленных объятий и встала с кровати, в спешке поправляя униформу: — Хорошего тебе пути.
Леви смог лишь кивнуть в ответ. Девушка ушла и больше не заходила в зал. Капитан точно это знал, потому что не смог сомкнуть глаз всю ночь, вплоть до отъезда.
По возвращении во Францию капитан Аккерман долгое время продолжал находиться на учете в госпитале и раздумывал, что же делать дальше. Ему выплатили неплохое пособие за заслуги и ранение, но бездумно тратить небольшой капитал — было не в его стиле.
Понимая, что на службу ближайшие несколько лет он не вернется, Леви стал рассуждать и анализировать, чем бы ему заняться, да так, чтобы не захотелось зарезать глуповатого начальника, который лишний раз захочет самоутвердиться за счет своих подчиненных.
Так же ограничивало его выбор и полученное боевое ранение — спустя почти год он продолжал прихрамывать, частенько передвигаясь с тростью. Лекарства с обезболивающим действием стали основой его дневного рациона. Он мог терпеть боль, но, зачастую, она изводила его, не давая заснуть, поэтому Аккерман научился высыпаться за три-четыре часа.
Для него дни летели, как перелетные птицы, разрывающие пространство неба своими острыми крыльями. За процедурами и иным лечением Аккерман не заметил, как пролетела зима, весна и вот уже закончилось лето, и наступил первый день осени. Она выдалась противно мерзлявой, отчего даже шерстяной плед не спасал в холодные ночи.
А спустя пару месяцев выпал первый снег. Потом медленно, словно на цыпочках, подкралось Рождество, а значит, Аккерман стал на год старше, ему было всего лишь двадцать лет.
Однажды, во время разговора медсестер он услышал, что у одной из них случилось горе — ее брат погиб в Алжире, несмотря на то, что боевые действия практически прекратились.
Она считает, что это дело рук своих — ультраправые националисты не собирались признавать суверенитет Алжира и выставляли убийства сослуживцев на счет партизан. Таким образом, они хотели разжечь пламя войны снова, а позже, во время переполоха, свергнуть верхушку власти Франции.
Французы стали убивать французов.
Комментарий к Признательность. Часть 1
Ваша активность = продолжение.
Комментируйте, ставьте “Нравится”, добавляйте в сборники - это шикарная мотивация.
========== Признательность. Часть 2 ==========