— Леви, пожалуйста, прости меня! Я не попыталась понять тебя, не пыталась увидеть в тебе человека, а не только клеймо сына немецкого офицера. Я разрушила твою жизнь и нашу семью… И забрала у тебя дочь… Я… Я так хочу все исправить! Скажи мне, как это сделать..?
Капитан схватился за голову, чувствуя пульсацию в висках.
Он не понимал, что сейчас происходило в его голове и в его сердце. Ему жутко захотелось опуститься к ней, обнять, прижать столь родное тело, вновь почувствовать ее.
Но он был бы не прав, если бы позволил себе подобное.
— Ева, ты ничего не можешь исправить! Ты не можешь бросить все и вернуться в Лион, прихватив нашу дочь. Не можешь снова стать примерной женой, весело щебеча о домашних хлопотах с Изабель. В Лионе ты — мертва. Сунешься туда — разведка сразу отправит тебя обратно, а будешь сопротивляться — убьют. Смит вывел тебя из игры и смог вовлечь меня без особого принуждения. Я сам выбрал продолжение службы, так ведь? Мне осталось еще пять лет, и я, наконец, буду свободен.
— Значит… Я смогу увидеть тебя в следующий раз только через пять лет?!
— Верно. Но в Лион ты вернешься только тогда, когда Смит отойдет от дел.
Взяв Еву за плечи и вынудив подняться на ноги, Аккерман хотел попрощаться с женщиной.
— Ты хочешь, чтобы мы вернулись? — смотря в его серые глаза, Ева видела всю тяжесть, испытываемую им от их расставания.
— Да… — тихо ответил капитан.
— Может… — робко начала Адерли. — Ты избавишься него..?
— Хах! Нет, я и пальцем его не трону… — поразившись вопросу, Леви ответил:— Я не убийца, Ева!
— Но… — пытаясь исправить положение, медсестра растерялась.
— Возвращайся в Лион, когда узнаешь, что Эрвин Смит покинул службу и майором Сюрта стал другой человек. Мне пора идти.
— Леви, подожди!
В очередной раз, стоило ему услышать слова извинений, как руки Аккермана непроизвольно оттолкнули Адерли, словно та раскаленное железо. С тем отвращением, что он смотрел на нее, женщина не смогла смириться, лишь сильнее расплакавшись.
Только подобное нервное потрясение она не могла себе позволить — снова начались первые приступы подступающей астмы.
Пока Ева пыталась отдышаться, бывший капитан не сводил с нее глаз, пытаясь собрать последние остатки силы воли и покинуть кабинет или найти очередной предлог, как ее новый приступ, чтобы остаться здесь. Он совершенно не мог понять ту гамму чувств, что огромным запутанным клубком ютилась в его сознании.
Только сейчас он заметил, что на ней было одето темно-синее платье — его любимого цвета, но другого фасона, хоть и похожего на то, что когда-то давно он подарил ей.
Ее темные волосы не утратили своей красоты, хоть и стали короче. Однако лицо испещрили небольшие мимические морщинки, а прекрасные в молодости глаза выглядели измученными, совершенно забывшими, что такое радость.
Быстро достав ингалятор и отвернувшись от Аккермана, женщина воспользовалась им, облегчая дыхание. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить их диалог.
— Я поняла, что прошу невозможного. — Все еще не смея поднять взгляд, тихо прошептала Ева. — Извини меня за ЭТО.
Взяв за подбородок и подняв его лицо, поравнявшись с ним, Ева посмотрел в глаза мужчины, видя, с каким упоением он наслаждается созерцанием ее отчаяния и горечи, которых ждал долгие годы.
Да, его ярость отступила, уступив место привычной рассудительности. Хотя, ситуация была не самой обычной.
Ева что-то прошептала, стремительно преодолев расстояние, впиваясь поцелуем в губы Аккермана. Он не хотел отвечать, пытаясь отодвинуть бывшую жену, но та схватила его за руки, положив их к себе на талию.
Этот способ работал с их самой первой встречи. Мучительно выдохнув, бывший капитан с рвением ответил на провокацию, поддаваясь чарам своей губительницы. Ее руки отпустили его, став блуждать по когда-то родным плечам, груди, нащупывая пуговицы рубашки, пытаясь их расстегнуть. Однако застежки не поддавались ее стараниям с первого раза.
С наслаждением проводя немного трясущимися от нахлынувшей бури эмоций и воспоминаний руками, Аккерман стал подниматься по все такой же худой талии бывшей жены, нежно проведя по коже декольте и приближая спутницу к себе, обхватив ее затылок.
Это чувство…
Тепло и мягкость ее губ, что он вновь чувствует спустя столько лет.
Словно опиум внутривенно — секунда, две… И по телу уже расходится волна мурашек, тепло и блаженное забытье. В этот миг Леви едва ли помнит о чувствах обиды и злости, касаясь до приятной женской кожи.
Неправильно!
До приятной женской кожи самой любимой женщины в его жизни.
Оставляя рассудительность, словно книгу на скамье, мужчина следует лишь требованию инстинкта, что стучит в висках, теряя контроль, отдаваясь слепому желанию.
Ее руки…
Такие ласковые, с легким нажимом очерчивают линию его подбородка, проводя пальцами и чувствуя подушечками легкую небритость, спускаются ниже — к шее.
Одна из любимых слабостей Аккермана — поцелуи и покусывания шеи и близ мочки уха. Глубокие вздохи мужчины наполняют кабинет, сотрясая стены, давно забывшие плотскую романтику.