Der Tod und das Mädchen (Смерть и девушка)

таки не столь ужасна), загубил профессиональную судьбу Даулинг и, вероятно,

укоротил ее век.

Жестоко? Несомненно. Тем не менее, хорошо известно, что скандалы

выдыхаются, а изломанные судьбы забываются; при других обстоятельствах эта

драма до нас, скорее всего, живьем бы не дошла – разве что три строки в

энциклопедии. Но на сей раз история припасла (для своей двоюродной сестры,

истории культуры) магнит попритягательнее. Обошлось без всякого гламура.

Вполне достало высоких побуждений и славной игры с людьми и словами.

5

11

Итак, 26 августа 1950 года Чезаре Павезе запирается в номере туринской

гостиницы "Рома" и принимает огромную дозу барбитурата, попросту,

сильнодействующего снотворного. Его мертвое тело обнаруживают на следующее

утро. Якобы, кошка, делившая с ним номер, царапалась в дверь изнутри. Этим

исчерпывается фактическая сторона самоубийства Павезе.

Далее начинается его, самоубийства, литературная история.

Брейтбурд пишет:

"Рядом с постелью лежал сборник стихов и записка: ’Прощаю всех и прошу

прощения у всех. Ладно? Только не надо сплетен’".

Все – правда. Впрочем, в реальности дело обстояло еще необычнее. В

частности, записки как таковой не было; к тому же Павезе оставил на тумбочке не

только пачку стихов и пустую коробку из-под снотворного. Для предсмертной

писанины он использовал собственную философско-поэтическую книжку Dialoghi

con Leucò ("Диалоги с Леуко"). Павезе прошелся карандашом прямо на книге и, вдобавок, отчеркнул в ней несколько поучительных фраз. На титульном листе он

написал: Perdono tutti e a tutti chiedo perdono. Va bene? Non fate troppi pettegolezzi.

Брейбурд (в отличие от других) перевел эти слова правильно, только чересчур

романтично. Non fate troppi pettegolezzi – это просто "Не сплетничайте слишком

много"1. Вдобавок к этому Павезе написал несколько туманных строчек

сиреневым карандашом на оборотной стороне читательского библиотечного

билета. Там были фраза из "Диалогов": "У смертного, Леуко, бессмертны только

воспоминания, которые он носит в себе, и воспоминания, которые он оставляет", а также фраза из дневника: "Я нес людям поэзию и немало претерпел на своем

пути". Отдельно стояло глубокомысленное: "Я искал себя". Это мудрое изречение

он сочинил на месте; во всяком случае, в его опубликованных (прижизненно и

посмертно) произведениях оно не появляется.

Дневники Павезе были опубликованы в 1952 году под афористическим

названием "Ремесло жить" ( Il mestiere di vivere). Вздыхая о названиях книг, не могу

не припомнить написанный позже, на иную тему, но в сходной тональности роман

Р. Мерля "Смерть – мое ремесло". Последние записи в дневнике – грустные и

туманные – были сделаны за неделю до самоубийства, 18 августа. Незадолго до

этого он вывел сакраментальные слова, адресованные Констанс Даулинг: "Ты,

даже ты, была только предлогом". Я не объявляю это признание прямым

1 На мой вкус, "записку" следует переводить так: "Прощаю всех и у всех прошу прощения. Не сплетничайте слишком

много".

12

доказательством того, что самоубийство было сугубо личным решением Павезе (и

вешать его на Даулинг не следует), лишь потому, что сам не принял бы его в этом

качестве – верить Павезе во многих случаях, в том числе, в данном, нельзя.

Однако это пустяки. Куда серьезнее то, что "последняя фраза" Павезе

настолько напоминает предсмертную записку Маяковского, единодушно

признанную самой блестящей в длинной истории литературных самоубийств, что

невозможно не догадаться о плагиате. В самом деле, в своем историческом

послании Маяковский написал:

"В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не

сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.

Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не

советую), но у меня выходов нет.

Лиля – люби меня".

Как известно, Маяковский, набираясь решимости покончить с собой,

несколько дней шатался с запиской в кармане. Павезе решил все свои проблемы

за несколько часов.

Согласимся – писатель (напомню, Павезе считался не только практиком, но и

теоретиком от литературы – одним из основоположников литературного

неореализма), плагиирующий чужую предсмертную записку, не совсем чужд

пошлости. Тем не менее, то обстоятельство, что он довел дело (самоубийство) до

конца, некоторым образом смягчает его вину. В этом контексте мне вспоминается

грустное талмудическое правило: смерть искупает. Не всё, не всегда, не

обязательно целиком – но искупает. Примем в рабочем порядке, что она искупает,

среди прочего, некорректное обращение с классическими текстами.

Еще серьезнее – стихи. Павезе оставил на столе, рядом с "Диалогами", пачку

стихотворений, написанных в последние месяцы и посвященных Констанс

Даулинг. Первое из них (написанное еще 22 марта, полагаю, до разрыва с

возлюбленной) открывалось такими словами: Verrà la morte e avrà i tuoi occhi.

Ниже мы обсудим, каким образом эту строчку можно и нужно переводить. Более