Деревенская история

– В холодильнике минералка.

Ирина Николаевна открыла дверцу холодильника, достала холодную полуторалитровую бутылку минеральной воды, открутила пробку и налила в прозрачный стакан. Затем жадно начала поглощать напиток. Штольц сняла чайник с плиты и налила в чашку, в которую уже предварительно была брошена ложка кофе. Побелкина, выпив воды, почувствовала себя немного лучше и присела за стол напротив подруги.

– Нин, мне очень, очень, стыдно, – произнесла она, наблюдая за тем, как Штольц сосредоточенно мешает ложкой кофе.

– За что? – спросила Нина Михайловна, подняв на подругу глаза.

– За вчерашнее.

– Ой, да подумаешь. Ну выпили чуть-чуть, ну на машине прокатились. Твоя, кстати, была идея.

– Вот за это и стыдно. Мы же в забор к человеку въехали. Да ещё и пьяные. Что о нас люди подумают?

– Да плевать, что подумают, – ответила Нина Михайловна, делая глоток кофе. – Если жить только для того, чтобы всем нравиться, то можно сойти с ума.

– Ну так же нельзя! – встрепенулась Побелкина.

– Что нельзя?

– Мы вчера повели себя безрассудно.

– Не мы, а ты, – поправила её Нина Михайловна, разворачивая конфету и отправляя её в рот.

– Как же, мы же вместе были?

– Ну да, были вместе, а вела себя безрассудно ты.

– А ты?

– А для меня это норма, я себя всегда так веду.

– Вот поэтому муж от тебя и ушёл, – обвинительно закричала Ирина Николаевна.

– Ага, а твой от твоей правильности умер, – парировала Штольц.

Побелкина всхлипнула и громко зарыдала. По её щекам текли огромные слёзы. Нине Михайловне стало стыдно.

– Ну ладно тебе, Ир, прости дуру. Ну не плачь.

– Я не плачу, – ответила Побелкина, зарыдав ещё сильнее.

– Ир, ну прости. Хорошая ты была жена, хорошая. Ну так уж получилось, кто-то раньше умирает, кто-то позже.

– Я знаю.

– А чего тогда плачешь?

– Мужа вспомнила. Да и с Виктором Ивановичем нехорошо получилось, – произнесла учитель сквозь слёзы.

– Ну да, – заметила Штольц. – Мужик вроде нормальный, надо будет заглянуть, по-человечески извиниться.

– Но только так, чтобы он понял, что мы нормальные интеллигентные люди, – сказала Побелкина, вытирая слёзы.

– И как же это сделать?

– Не знаю, – ответила Ирина Николаевна, беря в руки конфету.

– Может, пирог испечь?

– На электрической плитке?

– Ну да, ну да.

– Ну, значит, просто зайдём, извинимся ещё раз, бутылочку коньяка презентуем, – предложила Штольц.

– Где же мы его возьмём? – задала вопрос Ирина Николаевна.

– Так у меня есть.

– То есть вчерашняя бутылка коньяка была не единственная? – спросила Побелкина, глядя в глаза подруге.

– Нет, конечно.

– Таак, и сколько же ты с собой взяла?

– Немного. Так, на первое время. Не сидеть же здесь на сухую, – возмутилась Нина Михайловна.

– Учти, я больше пить не буду, вчера это была минута слабости, – заявила учитель.

– Тебе никто и не предлагает, – заявила Штольц.

– Ладно, – примирительно произнесла Ирина Николаевна, – в обед, думаю, заглянем в гости к Виктору Ивановичу.

– Отчего же не сейчас?

– Ну как, – удивилась подруга, – надо же привести себя в порядок. Не пойдём же мы с тобой как две сухие мочалки.

* * *

Кутузов лежал в помидорах, спрятавшись под тенью растений от палящего солнца. Рядом раздались шаги. Кот повернул уши в сторону звука. Шаги раздавались всё ближе и ближе. Нехотя и лениво животное открыло единственный глаз.

– Ну, что разлёгся? – сказал дед Витя коту.

Кутузов в ответ широко зевнул, потянулся и сел на задние лапы. Дед наклонился и сорвал два зелёных помидора.

– Мяу, – протяжно издало звук животное.

– Ну чего «мяу», чего «мяу»? – начал ругаться на него Ионов. – Сколько раз тебе говорил, не лежи на грядках. Вот и вся шерсть в земле теперь.

– Мяу, – повторил Кутузов.

– Мяу да мяу, – передразнил его дед, – жрать небось хочешь?

– Мяу.

– Ну терпи до обеда, ты и так завтракал, а я ещё нет. На крайний случай мышку какую-нибудь поймай.

– Мяу, – мяукнул Кутузов и побежал за удаляющимся хозяином. Тузик, растянувшись на земле возле будки, смотрел за этой погоней. Дед Витя вошёл в дом и закрыл дверь прямо перед носом кота. Кутузов удивлённо посмотрел на внезапно возникшее препятствие, немного подумал и не нашёл ничего лучше, как начать жалобно мяукать. «Вот ведь бестолковое животное», – подумал пёс. Затем громко вздохнул, подняв маленькие облачка пыли напором воздуха из ноздрей, и прикрыл глаза. Было жарко. Не хотелось ничего, даже гавкать.