Деревенская околица. Рассказы о деревне

Только однажды в траншее, среди убитых солдат мы нашли ещё живого капитана. Он находился в критическом состоянии, так как помимо ранений, у него было переохлаждение. Орешников срочно отправил Витьку и меня с ним в госпиталь, который находился в райцентре, а до него вёрст сорок. Сдали мы медикам капитана-везунчика, а майор медицинской службы просит нас:

— Поскольку вы из похоронной команды, то помогите нам. Двое суток не можем похоронить умерших в госпитале, транспорта нет, все машины в разгоне. Я за это отблагодарю спиртом.

— Товарищ майор, — говорит Витька, — мы бы рады, но должны к 17—00 явиться к себе. У вас же «санитарка» стоит без дела.

— Она неисправная, неделю стоит на ремонте.

— Разрешите мне посмотреть, может, я чем-то могу помочь.

— Что ж, посмотрите, только наш шофёр не смог, он заказал какие-то запчасти в дивизионную автомастерскую, вот и ждём. Водитель временно сейчас помогает нашим санитарам.

Витька засучил рукава, поднял капот «санитарки» и минут пять там ковырялся. Потом говорит майору, что машина в полной исправе, только надо заменить какой-то трамблёр. Достал из-за спинки сидения своего ЗИСа какую-то железяку с проводками, и опять усунулся под капот. Через время зовёт меня:

— Фёдор Васильевич, покрути рукоятку, — а сам в кабину.

Я только раз и крутанул её, и «санитарка» ожила, зафыркала.

Майор-медик очень удивился и плеснул Витке полстакана спирта и записал наши координаты. Через два дня лейтенанту Орешникову от дивизионного врача приходит приказ — откомандировать рядового Тухачевского в распоряжение госпиталя, а взамен прислали нам шофёра с «санитарки». Через время опять приказ — откомандировать старшину Кожевникова в распоряжение этого госпиталя. Я сразу догадался — Витькина работа.

В медсанбате было спокойнее, да и посытнее. Витька работал на «санитарке» а я у него был на подхвате — погрузить, разгрузить. Прошло полгода. Госпиталь хотя и был в тылу, но всегда кочевал вслед за фронтом — требовала обстановка. Санитарить было легче, чем хоронить, но мне не поглянулось. Всё не мог привыкнуть к страданиям и смерти. Человек надеется: его потрошат, отрезают руки-ноги, а выживают не все. Зачем только эти страдания принимал, чтобы умереть? Сколько времени прошло, а без содрогания не могу вспоминать, что приходилось выносить из операционной.

Но однажды пришло пополнение новых автомобилей, укомплектованных опытными шоферами. Нашу «санитарку» списали, а нас с Витькой передали в распоряжение штаба полка, а оттуда направили к сапёрам. Вот там мы задержались надолго.

Витька хоть и был забулдыга, зато друг настоящий. И уважительный. Я на какие-то пять лет старше его, а он как привык, так меня всё время и навеличивал. При всех, я «товарищ старшина», а один на один — Фёдор Васильевич. Сам хоть не Иван Поддубный, а завсегда лез в драку, если меня из-за веры в Господа нашего, кто-то поднимал на смех. «Не тронь, — орёт, сам аж трусится, — это такой человек, что ты ему и в подмётки не годишься!»

Чудной был, но главное, не лез в душу, только раз и спросил:

— Фёдор Васильевич, при всём уважении к вашей вере в Бога, хочу спросить. Как же ты смог пересилить себя и принять грех на душу — укокошил фрица, когда он меня в грудь автоматом пихал? Я тогда так испугался, что думал всё, — мне конец.

— Если честно, я и сам не знаю. А Бог, он милостив, он простит. Ты и меня пойми: тут брата Ваню у меня на глазах убили, и ещё твою христианскую душу мытарят автоматом. Ну, вот и не сдюжил. Как это случилось, даже сейчас сказать не умею. Но ты не поверишь, я тогда сам здорово напужался, и тогда как кто со стороны руководил мной и тем злосчастным поленом.

— За что я тебя и люблю, — говорит он, — так это за то, что ты в герои не лезешь. Простой, как телёнок, но друг настоящий.

И всё. Больше мы об этом ни разу не говорили.

А тут, хоть верьте, хоть нет, но на войне бывает всякое — опять свела нас судьба с Берестовым. Его мы не искали, а вот надо же, встретились. Теперь он был уже полковником, но так же заведовал интендантством и отвечал за обеспечение дивизии. Меня он не узнал бы, но это всё Витька. Да и как нас признать?

Мы тогда как муравьи таскали и тесали топорами брёвна. Торопились пустить переправу через какую-то капризную речонку, уже и не помню её названия. Пот в три ручья, разогнуться некогда, шутка ли, на берегу пробка. Танки, тягачи, пушки, грузовики… Пехота матом кроет: «Шевелитесь, щучьи дети! Налетят бомбардировщики, ведь из-за вас сгинем!» Всё правильно, кругом болото, куда ни сунься — топь. Среди этого скопища ждут и легковушки с охраной, а пассажиры в них с большими звёздами на погонах. И тоже с опаской на небо поглядывают. Торопят.

Вдруг чую, Витька пихает в бок.

— Товарищ старшина, а ведь я, кажись, углядел знакомца. Да ещё какого! Это судьба, а ещё уже целый полковник, получается.

— Какой ещё знакомец? Какой полковник?