Деревенские мы

Трудно я привыкал к этой сельской деревенской традиции. Но привык. На сегодня у меня двести рублей занял Володя, 150 рублей Валера,100 рублей Веня, 200 рублей – Наташа, 3 литра бензина (обещали вернуть) большие парни (другие), и вот ещё 100 рублей они же, тоже на бензин. 150 – Иван, 300 – Никола, 150 – Макар.

Я даже не считаю сколько. Куда деваться? Надо мужикам как-то выживать.

Радует только то, что сохранилась у мужиков деревенская крестьянская гордость.

Заняли один раз, ну не получилось отдать, что делать-то? Бывает. Грибки потом предложат, рыжики. Или, как соседка Тася, ягоды, землянички бидончик.  А когда нет грибков и ягод, и отдавать нечем, проблема решается просто.

Не подходят и не занимают второй раз.

Гордые они, деревенские. И мы, городские, тоже вежливые. Если и встретимся, где на дороге, о том, о сём поболтаем, а о долге ни-ни. Никогда не вспомним. Не корректно это. Некрасиво. Не по-деревенски.

И радуемся уже тому, что хоть и не отдают иногда долг деревенские мужики и бабы, зато во второй раз попросить денег уже точно никогда не подойдут. Не унизятся.

Гордые они.

Бабушка Пелагея

– Порог у тебя ржавый совсем, Вася! – по привычке сделал он замечание водителю, захлопывая дверь старенькой  «Волги».

– Да знаю, Семён Васильевич, знаю, не даёт завгар денег. Нет, говорит, пока.

Семён захлопнул дверь.

– Ладно, Василий, – он посмотрел на часы, – Ты меня часика через два забери отсюда. Вот тут я тебя и буду ждать, где вышел. Понял?

– Да, ясно, Семён Васильевич!

Скрылась в пыли просёлочной дороги его старая, проверенная километрами непроезжих дорог и объездившая всю область «Волга».  Что-то защемило в груди.  Остеохондроз проклятый, покрутил он головой и развёл плечи. Туда-сюда. Не помогает. Не проходит никак. Махнул рукой и, не обращая внимания на привычную боль, медленно  побрёл в сторону леса по еле заметной в траве тропинке, туда, куда он вот уже много лет хотел вырваться, добраться, да не получалось никак.

И только сейчас, став персональным пенсионером союзного значения, нашёл денёк и решил навестить наконец-то места свои, родные. Хорошей добротной избы, где он родился, вырос  уж точно не осталось, как, собственно говоря,  и самого хутора. Да ведь он и сам приложил к этому руку, активно в шестидесятые, да и после,  внедряя в области программу по укрупнению хозяйств.

Но побывать здесь, на родине своей, хотелось, особенно в последнее время, когда появилась возможность и с удочкой посидеть, и о жизни поразмышлять. Пусть и нет уже родного уголка, пусть и  хутора давно нет, да хоть на пороге родном посидеть бы, пусть на  пороге, да посидеть, осмотреться, вспомнить, поразмышлять. И то душе полегче.

Легкие редкие тучки и какая-то туманная дымка между ними закрывали солнце.  И светило оно как-то  лениво и неярко. И ветерок тоже не баловал своей свежестью в этот душный летний день  и лишь слегка пошевеливал листья и тонкие веточки берёзок, скучающих по обочинам старой сельской дороги.

Дороги старой, давно, видимо, не езженной, дороги, полностью  заросшей травой. Трава была свежая и ярко зелёная от влажности и лесной сырости. Не такой, как в городе, истоптанной и блеклой. А эта, сочная, густая,  давно уже не только колёс грузовиков деревенских не знала, но и, похоже,  нога случайного грибника совсем  не бывала тут. Все здесь,  в этих краях, затихло, смирилось с запустением, одичало.

Семён остановился. Задумался. Огляделся. Давно не был. Но где-то тут, а где и не найдёшь сразу, но где-то тут, похоже,  вроде вот у того пригорка, на самом его верху и должны быть уже видны бы и хутор, а там дальше  с километр другой и Кабаны ещё были. Соседний хутор так назывался. Должны быть уже видны вообще-то,  забеспокоился Семён, пристально вглядываясь вперёд.

– Должны, – вздохнул он, – должны, – повторил своё любимое когда-то слово. Слово, которым вколачивал своим беспутным подчинённым простые управленческие истины.

– Вы, должны! – начинал он свою нотацию, и загибал пальцы на левой руке, – во-первых, во-вторых, в-третьих.

Вспомнил Семён и свою институтскую преддипломную практику, когда самоуверенным без пяти минут инженером пришёл на завод и громким голосом потребовал материалы к своему диплому у какого-то старичка – архивариуса, хранителя всех  заводских технологических тайн.

–Должны? – тихим вдумчивым голосом переспросил старичок, – и не глядя на Семена и как бы даже не указывая молодому и прыткому студенту, а так, тихо, про себя,  как бы,   рассуждая, произнёс задумчиво:

– Должны? Запомните , молодой человек, в этом мире никто никому ничего не должен.

Почему он вспомнил именно сейчас этого мудрого, седого, спокойного старика?

Тихо шумел перелесок, которого в те далёкие годы и в помине не было, и отсюда, с опушки, и увидал он свои родные края. И холм далёкий, и три почти упавших старых тополя, и основательно разросшийся за эти годы старый дуб.