Хотя балагурили, мол, «как гусь шею не вытягивай, лебедем не бывать», — лапчатых деревня жаловала. Потеснились устные святцы в день Никиты напомнить, что, может, приспел срок гусынь сажать наседками, под кур-хохлаток подкладывать яйца гусей? Пасясь где попало, до осени птица на воле. В посевы забредет, скостим провинность: «Одним гусем поля не вытопчешь».
Зато пух, перо, мясо. «Гусей перебьем — все дыры заткнем»!
Привычка стоять на одной лапке, поджимая другую, отразилась в поговорке: «Спроси у гуся, не зябнут ли ноги?»
Эге, спроси, коли подойти было боязно: зашипят, погонятся — успевай улепетывать. Кого в детстве гусь не щипал, тот и горя не видал.
О домашних пока довольно, скажем о диких гусях. Весенний пролет, бывало, принимал в небо России несчетно гогочущих стай. Оседали по таежным озерам, речкам и в глухих заводях, но гуще, плотнее — в тундре, на островах Заполярья. Гуменники, черные казарки, пискульки, белолобые, серые — всем находилось место в тихих водах, в безлюдье, а под полуночным солнцем и подавно.
Крики гусей-казар зимовщики Груманта, Земли Франца-Иосифа воспринимали как весть из далеких селений Пинеги, Печоры, от неба милой стороны…
11 июня — Федосья.
В устных календарях — колосяница, рыскунья.
Луга, вчера раззолоченные лютиками, порозовели, столько над травой поднялось раковых шеек.
Случается, похолодает, и шмели ночуют в цветках гравилата; мошки, жучки греться забираются в шарики купальницы.
Все равно, «пришла Федосья — во ржи колосья»!
Что-то такое пели детишки, пробегая мимо пашен, где зеленели яровые, колосилась рожь.
«Не будет за полем — не будет и на поле», — увязывали северяне в единство плодородие лесов и зерновых нив. Не будет урожая грибов да ягод — не будет и хлеба.
С сосен, елок пыльца тучами, от нее желты лужи.
Морошка, брусника набирают цвет, по болотам, на лесосеках, мхах боров слоисто колышутся запахи меда, смолы и муравьищ. К пням льнут опята, прячутся в траве подберезовики, и того смотри полезет белый гриб…
Благодать, если стеной суземья-хвойники на пути ветров со студеного моря-океана!
А там, на холодных морях, что?
Пока налаживается погода на лето, часты бури-вихори: громоздятся пенные валы, мечут по волнам карбас, точно щепку. Скрипит суденышко, рыскает, худо слушаясь руля. Даже солидные корабли шквальными порывами валяет с борта на борт, сбивает с курса.
Что ж, справедливо моряки нарекали этот день рыскуньей.
Зверобойный, пушной промыслы, рыболовство Мурмана, Шпицбергена, Новой Земли в прошлом переживали полосы упадка и расцвета. Поморье неизменно хранило славу корабельной стороны. Лишь парусный флот в первое десятилетие XX века насчитывал до 450 единиц общей грузоподъемностью 20 тыс. тонн. На парусниках, например, в Норвегию вывозилось ржаной и белой муки, круп на полмиллиона рублей, поставлялось в порты Белого моря норвежской рыбы до 1 200 000 пудов ежегодно.
В самом деле, отчего было поморам не закрепить в устных численниках в ряду других еще одну собственную дату.
С древности устоялось: «Федосья всех понедельников стоит». Числили ее по разряду самых злосчастных дней года. Суеверие бросало тень на последующие сутки: «За Федосьей Исаакий, выползает из нор гад всякий».
12 июня — Исаакий.
В устных календарях — змеевник.
С тепла, с пригреву оживились ужи, гадюки и, скопляясь, якобы «идут поездом на змеиную свадьбу».
Выше упоминалось: имена при крещении младенцы получали по церковному календарю. Это не значит, будто имя точь-в-точь совпадало хронологически со святцами: Петр I родился 12 июня, имя же ему дали в честь апостола Петра, празднуемого по новому стилю в июле. День тезоименинного святого назывался днем Ангела. Празднуя день рождения, Петр I заложил в 1710 году церковь. Ее, деревянную, впоследствии сменил первостепенный собор столицы Российской империи — каменный, всесветно известный Исакиевский.
Для огородников Исаакий — фасоль, бобы на гряды. «Бобы не грибы — не посеяв, не взойдут». Садили их с приговорами:
13 июня — Еремей.
В устных календарях — распрягальник.
«Севу край, коня распрягай», «опусти сетево, покинь севалку».
Предлагая оптимальные сроки сезонных работ, деревенские календари не ратовали за безоглядное их исполнение. Строг был расчет на хозяйственную сметку, на опыт. Вот и растягивалась пахотная, посевная страда с апреля до середины июня.
Сегодня пахоту заканчивают к середине мая. Забыт опыт дедов-прадедов, которые, сея, учитывали господствующие ветры и фазы луны, не обходили вниманием грача на гнезде и в цвету калину. Пренебрегаем мы прадедовским наследством, возомнив, что ничего нет проще, чем растить хлеб, разводить скот…
Перволетье. «Рожь говорит: колошусь! А мужик: не нагляжусь!»