Несчетно причин, почему в прошлом веке стиралась, мельчала бытовая древняя обрядность перед тем как сойти на нет, — столько всего объединялось в натиске на основы жизни деревни, во вмешательстве в ее лад и строй.
С амвонов проповедь: крестьянин — хрестьянин — христианин… От врачей земских больниц, от разъезжих землемеров речи: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». «Освобождение человека без власти над природой — все равно что освобождение крестьян без земли!» «Поклонение идолам? Помилуйте, вопиющая отсталость и дикость!..»
Свои, однодеревенцы, пообтершись в городах, приезжали на побывку и потешались: «Эх, жуки навозные. Я отстою смену у станка, в трактир завалюсь, мне машина музыку играет, половые кланяются: «Чего изволите?» Изволю в буден день, чего о празднике у вас на столе не бывает!»
Споткнулся белый конь, насмерть зашибся седок.
До нашего времени уцелела примета:
«Ярила яровые ярит».
1 июля — Федул.
«Пришел Федул, во двор заглянул — пора серпы зубрить, к жнитву готовиться загодя».
Все путем, все к месту, ведь месяц-грозник траву укладывает в стога и не за горами первые снопы на полосе.
Главное, однако, зеленая страда. Чуть брезжит, народ уж в лугах. «До солнца пройти три прокоса — не находишься босо». То есть жить тебе в достатке, лапти сбросишь, сапоги обуешь!
Перед зачином работы навостри звонкую косу — аршинницу:
«Краса лета — середка цвета». Опадет роса, распалится солнце, выкатившись над лесом, и медовой сладостью шибают просыхающие травы. Что ни взмах косы, врассыпную стреляют кузнечики, спешат убраться подальше мотыльки, жужжат, запутавшись в кошенине, шмели.
2 июля — Зосима-Савватий, двоица свята.
Знойное приволье — пчелам раздолье. Когда и брать им взяток, до краев — всклень — наливать соты, когда и призвать на ульи святое покровительство, коли не сейчас?
«Пчела Зосиме-Савватию молебен поет» — в месяцесловах сказано. «У кого пчелы, тому жить весело» — указано.
3 июля — Мефодий.
В устных календарях — перепелятник, тенетник.
Паучья паутина, сети-тенета — экая мелочь, и ее не обошли вниманием деревенские природознаи. Потому что, к поведению мизгирей (пауков) присматриваясь, строили о погоде наметки, виды на грибной урожай.
Что до перепелов, много находилось охотников их послушать в летние вечера. Умерится зной, погаснут белые лилии, чьи лепестки, сжавшись в комок, стеблями увлекутся под воду, как из полей зачастят невидимки: «подь-полоть! подь-полоть!» Немало было и мастеров крыть перепелов сетями. «Коли над озимью носится тенетник (паутина) — будет лов перепелов» — с их слов в устные святцы попало.
Полевую курочку-крошку, из пристрастия к чудному ее голосу, раньше держали в клетках — от изб до кремлевских палат. Не знаю, в чем очарование этих удивительно громких выкриков, но прибавь к ним облитые золотом и багрецом заката березы на взгорке, запах пыли прогретой тележной колеи, сонное жужжанье жуков в проулке, где прошло с поскотины стадо, тишь деревенскую — и будешь ими покорен навсегда.
Нынче мокропогодье — вестник тяжелой уборки трав и трудной жатвы.
«На Мефодия дождь — до бабьего лета дождь».
Ничего, приноравливались: «В дождь коси, в вёдро греби».
Пережидать затяжные дожди — для того и ладились на удаленных пожнях шалаши, землянки, балаганы. В них же и ночевали, отдыхали. Случалось, сенокосные станы давали начало хуторам, починкам. Домовито устраивались мужики с Пинеги: станы из рубленных в лапу изб, амбаров впрямь составляли как бы временные поселения. Правда, пинежанам приходилось иногда к покосам добираться за десятки верст вплавь на лодках.
Ступень по ступени выше поднимается лето. Низались даты устными численниками, точно бусы.
4 июля — Ульян.
5 июля — Ульяна.
Низались бусинки и нанизывались: «Ульян Ульяну кличет».
Куда? Наверное, на луга — сено ранних укосов в стога метать.
Или на реку? Жара несносная: пополоскаться в прохладной водице — самая благодать!
Может, по травку — о судьбе гадать; по корешки — поворожить и напустить ворогу-корыстнику в кости сухоту, в сердце кручину?
6 июля — Артемий Веркольский и Аграфена.
В устных календарях — купальница, лютые коренья.
Коренья названы лютыми, потому что бывает от них как польза, так и вред.
С покоса идешь, приверни в поле: «На Аграфену гречиха мала — овсу пороет».
Огородникам наказ: «Репу досевай». Вот о чем напоминать не требовалось: «На Аграфену и старики закупываются».
Богат Север водоемами, но бывает — на берегу деревня, да в реку ни ногой. Скажем, близ Онежского озера бурливы ручьи, реки, где плещется форель, куда заплывает лосось метать по осени икру. На архангельском, мурманском Севере тоже нерестилища семги, кумжи, пускает круги серебряный хариус. Чиста вода, подпитываемая родниками-студенцами, подземными ключами, среди лета ледяная, на стремнинах, перекатах зимою открытая морозам и не знакомая со льдом.