Деревенский дневник

Даже на редкость любознательная Наталья Кузьминична не представляет себе, что вон в том „Москвиче“ или „газике“ промчалась по улице села в контору — за месяц, что я живу здесь, всего лишь два раза — секретарь райкома партии по Райгородской МТС товарищ Ростовцева. Не знает Наталья Кузьминична и того, что должность такая есть — зональный секретарь, для чего она существует, эта должность, за что, собственно, получает Ростовцева зарплату.

Первый секретарь райкома партии, Алексей Петрович Кожухов, толковый и неглупый человек, был здесь за это время один раз. Он приезжал поговорить с бригадиром, чтобы тот согласился руководить объединенной бригадой. Все это нужно, и Ростовцева, надо полагать, что-то нужное делала в конторе. Но надо раз и навсегда понять, что партийная работа — это работа с людьми, с массами, что хозяйственных успехов, той же своевременной уборки сена, можно добиться, лишь найдя ключ к сердцу вот этих колхозниц, которые, бросив убирать сено» устроят завтра гулянку.

* * *

Сегодня официальное открытие охоты, но стрелять начали еще вчера, часов с восьми вечера. На рынке, в самом конце его, на крайнем столе, две-три женщины продают уток и чирков, застреленных, вероятно, их мужьями и сыновьями. Вокруг — народ, не столько покупают, сколько рассматривают. Почему-то интерес к дичи, которую несет или продает охотник, всегда велик, даже у тех, кто никогда не охотился и охотиться не будет, кто не покупает и не станет покупать эту дичь. Точно такой же интерес проявляют люди к собранным кем-нибудь грибам, ягодам, к наловленной рыбаком-любителем рыбе. В основе этого интереса, я думаю, лежит следующее: во-первых, то, что продукт это даровой, который каждому может достаться, было бы желание и сноровка, и, во-вторых, уважение к мастерству человека, удивление перед этим мастерством. Если же охотник идет пустой, тут уж не миновать насмешек.

Возле стола с утками, очень смущенный, похаживает толстый железнодорожник с ружьем, патронташем и ягдташем, — не то он проспал зорю и опоздал, не то мазал все время, сказать трудно, но уток у него нет. Зеваки потешаются над ним: что, мол, жена заругает, что пустой пришел… так. ты купи, не стесняйся… ружье-то из кошелька без промаха бьет… лучшая система. Толстяк, вконец смутившись, идет к воротам рынка, где стоят его товарищи, такие же, как он, железнодорожники, с ружьями, патронташами, тоже пустые. Должно быть, они послали его на разведку: узнать, почем дичь, или посмотреть, нет ли знакомых, чтоб не дошло до жен, что они уток с базара принесли. Когда толстяк подходит к ним, они окружают его и начинают совещаться.

На рынке очень мало покупателей. Сегодня общегородской воскресник, и почти все рабочие и служащие выехали в колхозы на полевые работы, выехали и в те колхозы, откуда пришли на рынок с товаром все эти женщины. Получается своеобразный обмен людьми: одни торгуют, а другие будут за них работать.

А как быть, если вишня осыпается, огурцы перерастают и желтеют, если эта вишня и эти огурцы — серьезнейшая статья денежного дохода в семье колхозника, если в то же время эта вишня и эти огурцы с усадеб — почти единственный источник снабжения ими города, так как в магазинах их либо нет, либо они очень плохи. Правда, огурцами, помидорами и ягодами торгуют еще и городские обыватели — большей частью бывшие колхозники, убежавшие из деревни; вишня и овощи у них со своих огородов, малина, черная смородина и гонобобель — с окрестных болот и лесов. Если бы эти обыватели остались в деревне, то отпала бы необходимость посылать рабочих и служащих в их выходной день на работу в колхоз, а колхозники могли бы без ущерба для производства ездить по очереди на рынок с товаром.

* * *

«Горские» и «подгорские» работали сегодня без обеда, до четырех часов, чтобы иметь возможность погулять. С четырех началась гулянка. Гуляли в двух избах — под горой и на горе, а часу в седьмом сошлись на лужайке возле нашего дома, где всегда бывают танцы. Пришли гармонисты. Забегали вокруг, возясь, сшибая друг друга, ребятишки. Четыре девушки встали в позицию, мгновенно одеревенели, стояли секунду-другую, опустив руки, в напряженных, прямых позах. И вот гармонист растянул мехи, прозвучала неестественно высокая, крикливая запевка… и пошел молотить «елецкий».

Часов до двенадцати шла «молотьба».

* * *

К нам ходит соседская девочка Галька — бойкая, добрая, лет семи, с белыми, как ржаная солома, волосами, остриженными «под горшок». Совсем венециановская крестьянская девочка, но только не в холсте, а в ситцах, обувающая то и дело либо башмачки, либо сандалии, иной раз с цветными носочками. Обувается она по собственному усмотрению. В дождь может бегать босиком или в сандалиях, в вёдро, в жару наденет вдруг тяжелые башмаки, да еще с носочками или чулками. Галька, в сущности, сама себе хозяйка, — мать целый день в телятнике, бабка стара, да на руках у нее еще и маленький, и хозяйство. Иногда, впрочем, Галька пропадает на весь день, это значит, что она вдруг соскучилась по матери и ушла к ней на телятник, где ночует, когда мать дежурит ночью.