Деревенский дневник

Андрей Владимирович объясняет бухгалтеру, что пересчитать эту предполагаемую повышенную влажность к сорокапроцентной не составляет труда. Он рисует на бумаге формулу пересчета и при этом говорит: „Совсем простая формула“. — „Формула-то простая“, — почесывая затылок, произносит Перфильев, и создается впечатление, что он либо не понимает Андрея Владимировича, либо не согласен с ним. И тогда Андрей Владимирович, отвлекшись от бухгалтера, с недоумением смотрит на Перфильева и снова говорит: „Совсем же простая формула!“— „Формула-то простая, — повторяет Перфильев как бы в раздумье и неожиданно спрашивает: — А почему ребята с землесоса бегут?“ И выясняется, что не о пересчете думал он, но о другом.

Он рассказал, что после реорганизации лугомелиоративной станции в машинно-мелиоративную условия работы стали значительно хуже. Снижены, например, расценки трактористам и машинистам экскаваторов, и теперь они бегут в МТС. Снижены оклады и прибавка за выслугу лет руководящему составу и специалистам. Плохо снабжается станция необходимыми для работы материалами. Прежде, когда она называлась лугомелиоративной и входила в систему Министерства сельского хозяйства, ее снабжал Сельхозснаб, имеющий свои отделения на местах; теперь же, когда она стала называться машинно-мелиоративной и входит в систему Министерства водного хозяйства, снабженческие организации которого находятся в Москве и далеки от нужд периферийных станций, Сельхозснаб станцию не снабжает. Да и областным организациям до нее нет дела, руководители их отвечают на любую просьбу одним: „Вы подчиняетесь Москве“.

Я слушаю директора и не могу понять: зачем понадобилась реорганизация, если она губит живое, давно налаженное дело? И я вспоминаю, с каким недоверием, с какой неохотой отнесся в свое время Перфильев к этой, тогда еще предполагавшейся реорганизации. Грешный человек, я подозревал в нем тогда косность, привычку к определенным формам, с которыми ему не хотелось расстаться. Оказалось, что я ошибался, а он был прав. Он уже тогда предвидел все то, что сейчас мешает большому делу осушения и освоения заболоченных земель. А ведь без этого — без мелиорации — нельзя дальше развивать и совершенствовать сельское хозяйство в нечерноземных областях страны. И такая вот ММС ничуть не менее важна, чем МТС. В сущности, она ведь устраивает землю» которую обрабатывает и с которой собирает урожай МТС. Она создает основу для повышения плодородия земли. Так как же можно ею пренебрегать! Мы ведь не хищники, чтобы только брать с земли, мы должны улучшать ее и отлично устроенной передать потомкам.

Позднее мы заговорили с Перфильевым и с главным инженером станции о некоторых сторонах районного быта, — точнее, о тех условиях, в каких живут многие райгородские интеллигенты.

Главный инженер — молодой человек, в прошлом году окончивший столичный институт. Он очень приятен внешне: смугл, спортивен, держится скромно. Дело свое, по-видимому, любит и знает. Я познакомился с ним еще прошлой осенью, когда он приехал сюда работать. И я задумался тогда над тем, как пойдет у него жизнь. Он приехал сюда с женой — учительницей, кончившей институт в одно время с ним. Теперь у них уже и ребенок есть. По моим наблюдениям, молодой инженер уже освоился с работой, рабочие относятся к нему уважительно, Перфильев — с несколько отеческим покровительством. Когда речь зашла о квартире, о быте, инженер коротко — он вообще немногословен — с застенчивой и горькой усмешкой сказал: «С этим плохо»: У нас почему-то не принято разговаривать о таких вещах, — обывательщиной это, что ли, считается; мы всё больше говорим о деле, о работе, и поэтому трудно было узнать все в подробностях. Но я все же узнал, что инженер снимает у частника дрянную комнатенку, за которую платит сто пятьдесят рублей в месяц, и еще уйму денег расходует на отопление. Они с женой, которая тоже работает, еле сводят концы с концами. Заработок-то у них немалый, но деньги уходят на дорогую комнату, на дрова, которые приходится покупать по спекулятивной цене, на многое другое, что возникает, когда быт неустроен, когда не чувствуешь себя оседлым человеком, хозяином.

И Перфильев, хотя живет он в Райгороде давно, не имеет приличной квартиры. У него одна комната в ветхом, неблагоустроенном доме, требующем ремонта. Да и из этой комнаты его могут в любую минуту выселить, потому что дом принадлежит организации, где когда-то работала его жена. Хозяйства, столь необходимого в маленьком городе, у них никакого нет, — не заведёшь ведь свинью и корову в большом коммунальном доме. А у них с женой двое детей.