Читаем Деревенский дневник полностью

К слову сказать, мешанка эта отличная вещь, растет она здесь превосходно, на любых землях, не требует много удобрений, мешает, произрастать сорнякам — овес глушит их, — не требует ни прополки, ни других видов послепосевной обработки, дает обильную и богатую питательными веществами зеленую массу, убирается конными или тракторными косилками и обеспечивает колхозы силосом. Чем она плоха, эта испытанная, созданная народным опытом мешанка? Почему в столь неблагоприятную весну ее надо было повсеместно заменять неизвестной, не проверенной в здешних условиях, к тому же еще трудоемкой, требующей отличных земель и большого количества навоза кукурузой? И почему приверженность к испытанной мешанке считается чуть ли не признаком косности? Ведь правыми-то оказались не те, кто осуждал Ивана Федосеевича, а именно он. И каково теперь тем колхозам, у которых на полях не было столько воды, как у Ивана Федосеевича, — для того чтобы погибла кукуруза, ее все же было достаточно, — и которые, выполняя указания, почти отказались от мешанки, посеяли на больших площадях кукурузу. Чем они будут кормить зимой скот? Сколько молока потеряно на этом!

Тут лишь один вывод можно сделать. Надо дать председателю колхоза возможность маневрировать, и народ на этом всегда выиграет. Случилась такая, как нынче, холодная и поздняя весна, с изобилием воды, затопившей земли приозерных колхозов, оказалось возможным и выгодным сеять одну лишь мешанку, — что ж, ломая планы, надо было ее и сеять.

Поздно вечером мы покинули колхоз Ивана Федосеевича.

Часу в пятом пополудни мы поехали в лесное село Галкино.

Хорошо наезженный, извилистый проселок все время идет вверх и вверх, огибая холмы или же переваливая через них. Здесь проходит высокий, так называемый коренной, берег озера, который, далеко отстоя от теперешнего низкого и топкого его берега, опоясывает озеро как бы овалом, только неправильной формы. По временам за грядой холмов встречаются низины, но каждая последующая лежит все же выше предыдущей. Серебрятся овсы, колышется белесая, желтоватая рожь, начавшая поспевать, в сиреневых цветах стоит темная зелень картофеля, розовыми выглядят в лучах предвечернего солнца распаханные суглинки паров. Расположенные на склонах холмов и мягко сбегающие в овраги поля округлы, окаймлены кустарником, мелколесьем, которое постепенно переходит в темные и сумрачные хвойные леса и в нарядные, пронзенные солнцем, лиственные. Леса эти — с округлыми опушками — уступами лезут на холмы, открывая иной раз спрятавшееся среди них ржаное поле или скошенный, уставленный стогами луг. На иной полянке, тихой и солнечной, высятся поленницы недавно нарубленных дров. Пахнет грибом. Шумят по кремнистому дну бесчисленные ручейки; иные из них — истоки рек, берущих начало на здешнем водоразделе. Здесь сто пятьдесят метров над уровнем озера Каово. Здешних жителей, по отношению к живущим в котловине, можно назвать горцами. И живут они более скудно, я бы сказал, сурово, нежели жители котловины. Здесь то же соотношение, что всюду между жителями скудных гор и жителями благодатных долин. Земли тут бедные. Крестьяне издавна сеют рожь, овес, сажают картофель. Овощеводством, особенно разведением лука, горошка, огурцов, всегда дававшими и дающими деньги, здесь не занимались. На усадьбах — только картофель. Поэтому побочные доходы не с усадеб, а с продажи сена и дров. В старину, вероятно, процветало бортничество. И народ тут не столь промышленный, не столь искусный в земледелии, как в котловине. Я заметил, что жители приозерных сел о здешних отзываются с некоторым пренебрежением: мол, бедно живут, один картофель у них да рожь, а у нас и лук, и вишня, и огурцы, и горошек, и помидоры…

А всего отсюда до Райгорода километров двадцать. И все это убедительно показывает, сколь разнообразная вещь сельское хозяйство и как нетерпим и губителен в нем шаблон.

Когда мы возвращались в Ужбол, из мелколесья выбежал молодой волк, остановился, поглядел на нашу машину, побежал в овсы и там снова остановился, поворотив к нам внимательную морду с острыми, сторожкими, стоящими торчком ушами.

Вечером к Николаю Леонидовичу пришел колхозник, сказал, что только что вернулся с пожни — допоздна работал, и вышло, что для него не оказалось места в машине, которая повезет людей с ягодами в областной город. Николай Леонидович распорядился, чтобы колхозника этого посадили в первую очередь, — хороший он работник. И Наталья Кузьминична рада была сказать о нем: безотказник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Деревенский дневник

Деревенский дневник
Деревенский дневник

Ефим Дорош около двадцати лет жизни отдал «Деревенскому дневнику», получившему широкую известность среди читателей и высокую оценку нашей критики.Изображение жизни древнего русского города на берегу озера и его окрестных сел, острая современность и глубокое проникновение в историю отечественной культуры, размышления об искусстве — все это, своеобразно соединяясь, составляет удивительную неповторимость этой книги.Отдельные ее части в разное время выходили в свет в нашем издательстве, но объединенные вместе под одной обложкой они собраны впервые в предлагаемом читателю сборнике. К глубокому прискорбию, сам Ефим Дорош его не увидит: он скончался двадцатого августа 1972 года.Своеобразие данного издания состоит еще и в том, что его оформление сделано другом Ефима Дороша — художницей Т. Мавриной.

Ефим Яковлевич Дорош

Проза / Советская классическая проза
Дождливое лето
Дождливое лето

Ефим Дорош около двадцати лет жизни отдал «Деревенскому дневнику», получившему широкую известность среди читателей и высокую оценку нашей критики.Изображение жизни древнего русского города на берегу озера и его окрестных сел, острая сов-ременность и глубокое проникновение в историю отечественной культуры, размышления об искусстве — все это, своеобразно соединяясь, составляет удивительную неповторимость этой книги.Отдельные ее части в разное время выходили в свет в нашем издательстве, но объединенные вместе под одной обложкой они собраны впервые в предлагаемом читателю сборнике. К глубокому прискорбию, сам Ефим Дорош его не увидит: он скончался двадцатого августа 1972 года.Своеобразие данного издания состоит еще и в том, что его оформление сделано другом Ефима Дороша — художницей Т. Мавриной.Художник Т. А. Маврина

Ефим Яковлевич Дорош , Станислав Кононович Славич

Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Два дня в райгороде
Два дня в райгороде

Ефим Дорош около двадцати лет жизни отдал «Деревенскому дневнику», получившему широкую известность среди читателей и высокую оценку нашей критики.Изображение жизни древнего русского города на берегу озера и его окрестных сел, острая сов-ременность и глубокое проникновение в историю отечественной культуры, размышления об искусстве — все это, своеобразно соединяясь, составляет удивительную неповторимость этой книги.Отдельные ее части в разное время выходили в свет в нашем издательстве, но объединенные вместе под одной обложкой они собраны впервые в предлагаемом читателю сборнике. К глубокому прискорбию, сам Ефим Дорош его не увидит: он скончался двадцатого августа 1972 года.Своеобразие данного издания состоит еще и в том, что его оформление сделано другом Ефима Дороша — художницей Т. Мавриной.Художник Т. А. Маврина

Ефим Яковлевич Дорош

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза