Деревянная грамота

Приказные работали помногу. В день и десять, и двенадцать часов выходило. Дьяк в государевом имени Дементий Башмаков должен был сообразовывать свои труди с государевым распорядком дня. Коли государь не пропускает заутрени - то и дьяк в то же время уже должен быть бодр и готов к исполнению должности. Поэтому Башмаков являлся в Приказ тайных дел очень рано, разом с истопниками, и конюхи про то знали.

Он успел войти, снять шубу с шапкой, произнести краткую молитву перед образами и посмотреть, не прибавилось ли на столе бумаг, когда доверенное лицо, истопник Ивашка, сунул в дверь голову и сообщил, что дьяка домогаются конюхи с Аргамачьих конюшен.

- Ну, заходите, - велел Дементий Минич Башмаков. - Неужто отыскали?! .

Он даже встал, но из-за стола, за которым при свете двух восковых свечек разбирал бумаги, не вышел. Как всегда, сидел с непокрытой головой, без скуфейки, и Данила, опять же как всегда, подивился его высокому, обширному лбу.

Конюхи поочередно вошли и чинно перекрестились на образа. Последним появился Одинец.

- А ты кто таков? - удивился хозяин Приказа тайных дел. - На Аргамачьих конюшнях такого не попадалось!

- Это, твоя милость, кулачный боец, - как старший, объяснил Тимофей Озорной. - Он и стенку построить, и в охотницком бою схватиться, государя в Масленицу потешить, он и учить горазд. А по прозванью - Акимка Одинец.

- И что же - меня спозаранку учить собрался? К сегодняшним боям, что ли?

- Выкладывай, Одинец, - тихо сказал Данила. - Чего уж там...

Аким шагнул вперед, вынул из-за пазухи деревянную книжицу и выложил перед дьяком на стол:

- Вот, Господь свидетель, добровольно, дабы из-за нее смуты не было. Гляди, батюшка Дементий Минич...

- Неужто она? - Башмаков повернулся к Даниле, верно угадывая, что опять его рук дело.

- Она самая, - и парень добавил, подражая Тимофееву вежеству: ...твоя милость.

Дьяк взял грамоту, повертел; книжица открывалась непривычным образом, он догадался, попробовал прочесть хоть слово и недоуменно посмотрел на Одинца:

- Сам-то разумеешь, что тут написано?

А сам проводил пальцам по буквам, выстроенным на неровно наведенной линии, по удивительным буквам, словно бы процарапанным шильцем, чтобы потом втереть в царапины что-то темно-бурое, по старому и местами уже поотставшему лаку на дощечках.

- Написано про давние времена, про времена Бояновы, - уверенно отвечал кулачный боец. - Теперь и никто, поди, не прочтет. А хранить надобно! Эта книжица от деда к внуку передается.

- Времена Бояновы? Так это - сказки! - весело отвечал дьяк. - Вон государю бахаря из Костромы привезли - он и про божественное, и про Бояна толковал! Это - утеха. А я о деле спрашиваю. Откуда книжица взялась? Кто написал, для чего?

- Кто написал - этого мы, батюшка Дементий Минич, уже никогда не узнаем, - уверенно сказал Одинец. - Книга - с тех времен, когда еще и бумаги не было. Еще до татар, поди, писана.

- Да нет, не писана, - трогая пальцем знаки, заметил дьяк. - До татар, говоришь? Откуда такие сведения?

- Да деревянная же! - Одинец, видя, что Башмаков, держа в руках вещь, для него, Одинца, святую, стал входить в раж. - Вся русская грамота деревянной была! Вот почему ее огнем палили! Да и спалили подчистую! А что не спалили - то теперь уничтожить норовят, потому что в той деревянной грамоте - правда! И она на буковых досках писана, потому что бук - не гниет, а лишь слабо тлеет!

Во все время этой речи Тимофей, как старший, пытался добиться Одинцова молчания известным способом - пихал его левым локтем в бок.

- Буковые дощечки, стало быть? - уточнил Башмаков. - А как же к тебе самому эта древность попала? И почему вокруг нее столько всякой суеты?

- Она мне в наследство досталась. Законное мое наследство, от старого Трещалы.

- Кто таков старый Трещала?

Тут Одинец несколько удивился. Ему редко приходилось беседовать с людьми, не знавшими этого имени, и он еще до встречи с Башмаковым был убежден, что уж Приказа тайных дел-то дьяк про старого Трещалу знать обязан. А тут - такое непонимание! ..

- Данила! - видя, что Одинец лишь молча развел руками, сказал Башмаков. Говори ты.

- Деревянная грамота, твоя милость, у кулачных бойцов от наставника к ученику тайно передается незнамо сколько лет, - кратко объяснил Данила. Сперва, может, ее и прочитать умели, а теперь уж никак. Только и помнят, что песнопение Бояново, или молитва, уж не знаю...

Тимофей, занявший очень удобное для старшего места посередке, стал пихать Данилу правым локтем: какие тебе еще Бояновы молитвы, блядин сын, мы все тут православные!

- И ты - последний, кто ее унаследовал, - сказал Одинцу Башмаков. Что ж так плохо берег?

Боец повесил голову.

- Батюшка Дементий Минич, прости его, дурака, - подал голос Богдаш. Ему в своем грехе признаться трудно, а коли не признается - так без того ничего объяснить не сможет! Он мертвое тело из избы Земского приказа выкрал!

Дьяк призадумался, вышел из-за стола, встал напротив Одинца - не такой рослый и плечистый, но при нужде - вполне годный в противники, и даже не по силе, а по упрямому норову и бойцовской сметке, которых ему было не занимать.