Деревянная гроздь

— Ты, наверное, ученик мастера? Можешь не отвечать, я и так знаю это. Мы, хоть и не имеем глаз, но все знаем. Знаем, и молчим. Но я не такой! Я молчать не буду! Мне, до плесени в боку надоело отдуваться за всех. Все! Хватит. Теперь я отдохну, а они пусть вкалывают как каторжники.

Я хорошо помню свой первый день. Мастер вырезал меня из куска дуба, и вставил в механизм. Помню, как я прошел свои первые шаги по зубьям другой шестеренки, и споткнулся, едва не сломав несколько зубов. Меня извлекли, и кое-где поправили, так, чтобы я не торопился, но и не отставал. Потом было обучение. Это когда тебя гоняют туда-сюда в разных режимах, выясняя, на что ты способен, и какой из твоих зубцов подлежит доработке. А потом было помазание. Меня, еще совсем юного, хотя и добротно высушенного, опустили в горячее масло. Лучше момента не было, за мою, не столь длинную жизнь. Я наслаждался, чувствуя, как оно проникает во все мои поры, как заполняет свободные пазухи, делая меня сильней, и выносливей. Примерно через неделю масляной неги, я оказался внутри, среди таких же, новеньких и вощеных.

Но, дело в том, что я не такой, как они. На них нет такой нагрузки как на меня, поэтому я не березовый, а дубовый. Соседями по цеху оказались двое. Кленовый, и Буковый. Те еще жуки, я хочу сказать. Не перетрудятся никогда. Один «белая кость», простой грязи боится, а другой все уши прожужжал, что он потомок аристократа какого-то. Ну, с Буковым я не крутился, а вот с Кленовым довольно тесно пришлось поработать. Но, основная нагрузка, как ты уже понял, ложилась на мою ось. А он только вращался свободно, подталкиваемый мной, да терся с корешем-аристократом.

Как же я любил доставать его. Специально, возьмешь, насобираешь масла густого, темного. Целый месяц копишь его, откладываешь, чтобы никто не видел. Пару зубьев вымажешь, и крутишься, ждешь, когда они до Кленового дойдут. Шаг за шагом они все ближе к нему и ближе. Поначалу я молчал, чтобы потом насладиться истошными воплями чистюли, который в каку наступил. Но со временем понял, что если предупредить его, то еще интереснее получается. Кленовый белозубик видит: дерьмо к нему идет, а сделать ничего не может. Я-то вращаюсь с напором, остановить меня — значит лишиться какого-то количества зубьев. Причем не моих. Но, как же он старается отсрочить проникновение в нечистоты, как, буквально втягивает в себя зубцы, чтобы не всей поверхностью вляпаться, а хотя бы краешком. Это зрелище дорогого стоит. Ради такого можно и еще месяцок масло по сусекам пособирать.

А потом крик. Как самая приятная в мире музыка, когда он все-таки влез в приготовленное специально для него, грязное масло.

— Дубило!!!

— Что случилось? — говорю — Чего орешь? Опять испачкался? Бедняга. Но ты не думай, я тут не при чем. Я, как только у себя на зубьях эту гадость увидел, сразу тебя предупредил. Мы же друзья. В одном механизме все-таки работаем.

Эх, славный он был Кленовый белозуб. Безобидный абсолютно. С юмором, правда, у него туго было, все близко к сердцу принимал. Но, мне кажется, погубило его влияние Букового аристократа. Я-то знаю, что бук как береза, и ничего ценного и благородного в нем нет, а вот чистюля, оказался не настолько образованным. Он начал верить во все те байки и истории, которые ему каждый день рассказывались. Потихоньку, его убедили, в том, что клен и бук, одного семейства. Что он тоже в каком-то поколении аристократ, и достоин большего. Сама судьба уготовила для него другую участь. Участь стать главным в механизме. Но для этого ему нужно задать свой ритм работы. Буковый сам бы с радостью занял место маятника, но у Кленового расположение гораздо выгоднее.

И что ты думаешь? Этот чистюля-идиот, проникся сладкими речами, и устроил переворот. Он решил ускорить темп работы часов. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять к чему это приведет. Представь себе телегу, у которой три колеса вращаются нормально, а четвертое крутится как сумасшедшее. Что из этого получится? Ничего. Скорость задает не колесо, а лошадь. В каком темпе она шагает, с такой скоростью и будет двигаться телега. А ненормальное колесо или сотрется, или сломается. В общем, для нашего механизма, ничего не стоило провернуть взбунтовавшуюся деталь, стерев несколько кленовых зубьев.

Утром мастер заменил сломанную шестеренку. Взамен изношенной кленовой он поставил вишневую. Она оказалась такой же крепкой, но при этом обладала определенной пластичностью. Если не сказать лукавостью. В сравнении с ней Буковый был просто ребенком. Но об этом, пожалуй, я расскажу тебе в другой раз.

Вращение деревянной грозди прекратилось, а вместе с этим стих и голос рассказчика. Варо умиротворенно спал в своей паутиновой кровати. А на кухне в это время Ленистр заваривал себе кофе. Он пил его с утра, чтобы проснуться, а вечером, чтобы уснуть.

6