Деревянная книга

Полковник, наконец, перевел дух, опустил поднятую было в горячке плеть, пристально поглядел на Евлампия и почти спокойно спросил:

– Это все, или еще что затерялось в сене?

– Кажись того… еще две связки дощек… ну тех, из полосатого чувала… тоже в сене запутались…

Захаржевский тяжело вздохнул.

– Ладно, дьявольская твоя душа, сожжем их дома, в камине. Только, гляди мне, язык за зубами как мертвому держать, иначе сам знаешь!..

– Да я… Да чтоб мне на этом самом месте в самое пекло провалиться! Благодарствую, Григорий Михайлович, за великодушие ваше к старому дураку, за милость великую, никогда не забуду! Виноват, недоглядел, старый репей, ох, недоглядел! Простите, никак колдун чары напустил на ума помрачение…

А, Ваша милость… благодарствую!

– Хватит! – оборвал его причитания Захаржевский. – Заквохтал, как курица на насесте. Поехали! – и, пришпорив лошадь, он поскакал вперед.

Евлампий, продолжая подобострастно кивать, влез на козлы.

– Н-но, пошла, Чубарушка! – крикнул он зычным голосом, и глаза его сверкнули никому не заметной искрой глубоко скрытого лукавого удовольствия.

Часть первая. Деревянная книга

Глава первая. Странная находка

– На некоторых досках, – продолжал денщик, – начертаны какие-то рисунки, как мне кажется, технического содержания.

Майор поморщился: слишком правильная, излишне витиеватая речь студента его раздражала.

– Какие еще могут быть «рисунки технического характера» на древних досках, Клаус?

Ноябрь, 1918 г., Харьковщина

– Verfluchtes Wetter, verfluchtes Land, unsinnere Zeit, alles, alles geht zum Teufel![2] – сидя в старинном кресле с причудливо изогнутыми ножками, восклицал немецкий офицер средних лет, грузноватый, с заметной лысиной и крайне недовольным выражением лица. Он зябко передергивал плечами, закутанными в женскую пуховую шаль, ворча на нерадивых работников, которые никак не могут хорошо натопить в доме, и на подступившие холода, что поутру схватывают ледяным дыханием вчерашнюю грязь, и на всю эту непонятную, неорганизованную, да еще и подхватившую эпидемию революции Россию. Эпидемия эта оказалась столь заразной, что даже дисциплинированные немецкие солдаты подвержены ее разъедающему воздействию. В Германии обстановка сложная, кайзер Вильгельм убит. Утром посыльный передал распоряжение генерала фон Дитца: завтра быть в Харькове. Оттуда формируется поезд для возвращения на родину, в Германию. А здесь все нелогично, все поставлено с ног на голову, здравый смысл отсутствует напрочь. Богатейшая земля – и нищие жители! Высокообразованная, владеющая несколькими языками тонкая прослойка интеллигенции, как, к примеру, хозяева нынешнего особняка, и почти полная дикость и безграмотность среди остального населения. Что начнется здесь после нашего ухода? Наступит полный хаос! Страшно даже подумать!

– Парьяска! – с трудом выговаривая непривычное имя прислуги, закричал немец.

– Чого вам, панэ, – произнесла певучим голосом крепкая женщина лет сорока, войдя в комнату.

– Warum ist kalt? Потщему не топить? Потщему хольед?

– Та вы шо, хер майор, якый це холод? Ну, Петро тришки опоздав, зараз йому ваш Фрыць допомогае дров нарубаты, – заворковала она, – вже ж чуетэ, дух пишов тэплый, чого цэ вы рэпэтуете, ей богу, нэ розумию…

– Weg, stumpfsinnige Weibe![3] Уходьить! – закричал офицер, прогоняя болтливую горничную. Из-за двери послышался шум, возня и резкий окрик денщика.

– Was ist denn noch, Klaus?[4] – окликнул майор.

Тощий рыжий унтер-офицер возник на пороге, держа в руках увязанную стопку книг. За ним с искривленным болезненной гримасой лицом следовал старый хозяин имения.

– Оставь, не трогай! – возмущался он. – Помилуйте, господин офицер! – обратился он к майору, – велите, чтоб он не брал книг! Эту библиотеку мои деды-прадеды собирали, сам Григорий Сковорода у нас гостил. Да как же можно… Скажите ему! – от большого волнения старик с немецкого то и дело переходил на французский.

– Герр майор, – отпихиваясь от хозяина, доложил унтер-офицер, – все готово к отъезду, остались только книги, а все не помещаются… Weg, поди прочь! – он толкнул старика в грудь.

Майор инженерных войск Хельмут Бремер нехотя поднялся, сбросил с плеч женскую шаль, обернул вокруг шеи шарф и застегнул шинель на все пуговицы, аккуратно водрузил на сильно обозначившуюся лысину каску с золоченым шишаком.

Не обращая внимания на семенящего следом и слезно причитающего старика, майор прошел в библиотеку, цепким взором окинул аккуратно увязанные стопки книг и каких-то старых пергаментов. Из всего велел выбрать книги в красивых дорогих окладах.