Деревянная пастушка

Там Огастин обнаружил письмо от Энтони Фейрфакса со штампом отеля «Гарланд» на Суффолк-стрит — места, где любит останавливаться духовенство, и не потому, что гостиница эта такая уж уютная, а, скорее, потому, что она уединенная. Гостиница была из тех, что мог бы порекомендовать своим друзьям архидьякон, — такое соображение, конечно, помогло бы Огастину разгадать загадку, если бы он знал это место… А загадка состояла в том, что полученное им письмо носило совсем уж неожиданный характер: Фейрфакс вызывал его на дуэль без всяких объяснений причины. Он просто предлагал Огастину выбрать оружие и назвать своих секундантов.

Огастин бросил письмо через стол Людовику: бедняга Энтони что, сошел с ума? Людо устал, переел и соображал туго.

— Выбери резиновые мячи и налови собак архидьякона Эбора и Кантуара в качестве секундантов. — И он швырнул назад письмо. — Что он против тебя имеет?

— Одному богу известно. Мы с ним не виделись с тех пор, как Мэри упала тогда с лошади.

— Я думаю, ты прав: он просто ненормальный. Кстати, разве сейчас кто-нибудь дерется на дуэлях, кроме французских политиков, да и те закрывают глаза и стреляют в небо?

— О да, на юге Соединенных Штатов вроде бы дуэли еще в моде. Для Энтони это будет третья дуэль. В первый раз он дрался, когда кто-то обвинил его в том, что он подтолкнул свой шар на состязаниях в крокет… А из-за чего он дрался во второй раз, не помню.

— Разорви это письмо, и все.

Однако Огастин взволновался куда больше, чем подозревал Людо, ибо он вовсе не хотел терять друга, если этого можно избежать. Даже самая мягкая шутка тут не годится: нужно развеять недоразумение и со временем невольная обида будет забыта, но смеяться над такой священной штукой, как дуэль, — нет, с человеком типа Энтони Калпеппера Фейрфакса из Южной Каролины это не пройдет! Пусть он будет неискренен, но он должен написать с достоинством, тщательно выбирая слова, должен сказать, что понятия не имеет, чем мог оскорбить друга, и стоять на том, что, будучи человеком честным, не может принять вызов, если ему не будет черным по белому написано, в чем он виноват. Не думает же обладатель имени Фейрфаксов, что обладатель имени Пенри-Гербертов встанет под дуло пистолета и позволит прострелить себе голову, даже не зная, за что его лишают жизни?

Почта из Марокко ходила медленно, поскольку каждая из великих держав пользовалась своей почтовой связью, и вполне возможно, что у того, кто вез на побережье мешок с почтой, где было и письмо Огастина, кончился запас гашиша, ибо рацион, на котором держал их главный почтмейстер его величества, был, мягко говоря, мизерным… Так или иначе, а ответ Пенри-Герберта попал на поднос с завтраком, который подали Фейрфаксу, лишь в рождественское утро.

Энтони прочел его с возрастающим огорчением. Ну зачем Пенри-Герберт делает вид, будто понятия не имеет, в чем дело, — он не только все прекрасно знает, но знает и то, что его требование изобразить на бумаге причину дуэли невыполнимо (поскольку имя дамы, даже то, что некая дама причастна к дуэли, никогда не упоминается в делах чести). Больше всего опечалило Энтони то обстоятельство, что он когда-то называл другом человека, способного выдвинуть столь неубедительные причины, чтобы избежать поединка.

У Энтони мелькнула даже мысль отправиться в Марокко и, дав Огастину пощечину, заставить его драться… да только стоит ли? Одним словом, уже теперь ясно, что Пенри-Герберт — трус, и, значит, его можно сбросить со счетов, а потому Энтони может отныне с легкой душой ухаживать за Джоан.

Остается лишь добавить, что в следующий раз, когда Огастин приедет в Дорсет, он уже не обнаружит там терпеливо и покорно ожидающей его Гризельды. Миссис Фейрфакс уедет оттуда задолго до его появления, и в доме тоттерсдаунского священника будет править железной рукой пожилая экономка, сурово регламентируя (бедный архидьякон!) отъезды и возвращения своего хозяина.

13

К счастью для Джоан, Энтони не принадлежал к числу азартных дельцов и Южную Каролину не охватила лихорадка земельной спекуляции. В Англии весной кончилась всеобщая забастовка, а на том берегу Атлантики осенью кончился земельный бум во Флориде. Это был первый предостерегающий удар колокола, которого почти никто не услышал. (Похоронный звон раздастся в Америке через три года, когда бум на бирже лопнет точно мыльный пузырь, как лопнул точно мыльный пузырь бум во Флориде, но это будет такой похоронный звон, который гулом прокатится по всему капиталистическому миру, только глухой как пробка мог бы его не услышать.)