Деревянная пастушка

Во время флоридского бума райский сад кусочек за кусочком распродавали изгнанным из него детям Адама, но уже в минувшем году никто не желал покупать участки во Флориде. Приобретали лишь опционы на покупку, которую вовсе не собирались делать, — приобретали, чтобы продавать, и продавать с выгодой. И вот, когда ураган выбросил карты из рук тех, кто устроил бум, разрушив до основания райский город Корал-Гейблс, карточный домик рухнул, и многие участки для «загородных резиденций», которые на самом-то деле представляли собой заболоченные, вредные для здоровья места, заросшие ризофорами и пригодные разве что для разведения крокодилов, оказались снова в руках своих первоначальных владельцев, вовсе того не желавших.

Однако во Флориде спекуляциями землей занимались отнюдь не только профессионалы, а любой Том, Дик или Гарри, стремившиеся разбогатеть. Эти люди, безнадежно развращенные возможностью быстро делать такие деньги, о каких они и мечтать не могли, работая продавцами или механиками, теперь, когда буму пришел конец и Флорида не оправдала их надежд, устремили взоры к Уолл-стриту. Там они довольно быстро начали ту же рискованную игру, жонглируя опционами и гарантийными взносами, а в результате цены на бирже вскоре подскочили куда выше реального уровня доходов и прибылей корпораций, совсем как было во Флориде, только здесь это вскоре приобрело куда больший размах, ибо к случайным дельцам присоединились профессионалы, желавшие получить свой кусок пирога.

Во время этого биржевого бума можно было так быстро сделать деньги простой игрой на бирже, что приток средств в Германию прекратился. Таким образом, для Германии источник «легких денег» иссяк, а это означало конец ее кратковременного процветания. Осуществление грандиозных планов (вроде гоночного трека и стадиона в Каммштадте) волей-неволей пришлось на середине прервать, и рабочие снова оказались на улице. И вот в то время, когда весь остальной мир продолжал пользоваться благами Великого Американского Биржевого Бума — процветание пришло даже в Великобританию, где в период, когда бум достиг высшей точки, число безработных упало до одного миллиона человек, — депрессия и массовая безработица снова поразили Германию. А после ложки меда, которым немцы еще совсем недавно лакомились, они лишь острее почувствовали горечь во рту.

Все это играло на руку Гитлеру. Но еще больше это могло оказаться на руку Штрассеру. И вот Гитлер осенью назначает Геббельса гаулейтером в Берлин, главным образом чтобы он не спускал глаз с бывших мессий фюрера — радикалов братьев Штрассеров. Короче говоря, Геббельсу предстояло быть наготове, чтобы в любой момент опровергнуть «официального глашатая единой и неделимой нацистской партии на севере».

Лотар был из счастливчиков: ему как-то удалось удержаться на своей должности в муниципалитете, и все свободное время он посвящал безотказной работе на благо Дела.

Перебравшись летом в Каммштадт, он случайно снял комнату в доме, где на верхнем этаже жил учитель Фабер, преподававший в школе у маленького Эрнста Кребельмана. Сначала, встречаясь на лестнице, они лишь молча церемонно раскланивались. Но однажды Лотар открыл дверь, как раз когда учитель проходил по крошечной лестничной площадке — два квадратных ярда сверкающего паркета, неизменное алоэ в горшке и запах политуры, — и ему навсегда запомнилось то, что предстало его взору: день был жаркий, и учитель нес пиджак на руке, лацкан отвернулся, и Лотар увидел обычно скрытый значок со свастикой.

Это придало молодому человеку смелости, и он решил заговорить с учителем. Сам он до сих пор официально еще не вступил в партию — собственно, единственным членом партии в Каммштадте был в ту пору учитель, и ему приходилось об этом помалкивать, иначе он мог лишиться работы, тем не менее он с распростертыми объятиями приветствовал Лотара, как ветерана путча. Он повел Лотара наверх, в свою мансарду, где горами лежали книги и стоял застарелый запах сигар (нищий учитель выкуривал сигару каждое воскресенье, а потом всю неделю пробавлялся одним запахом).

По-братски побеседовав с нижним жильцом, учитель поискал, что бы дать ему почитать, может быть, «Морского черта» Люкнера или «Среди грохота стали» Юнгера? Но Лотар обе эти книги читал. Тогда, может быть, что-то Геера, или Брема, или Назо, или Гайслера? В конце концов Лотар унес с собой два тома Хустона Чемберлена «Основы», после того как учитель сообщил ему, что этот семидесятилетний мудрец, скончавшийся прошлой зимой, сказал про Гитлера: «За этим человеком можно идти с закрытыми глазами».