Деревянное яблоко свободы

– Между небом и землей, папаша. Щи вместе лаптем хлебали.

Дворник заискивающе улыбнулся.

– Они шутят, – повернулся он к офицеру, не то спрашивая, не то утверждая.

– Шутят, шутят, – подтвердил офицер. – Шутят с огнем. Иди, дядя, и позови следующего. А вы, молодой человек, – обратился он к арестованному, – напрасно устраиваете эту комедию. Все равно вас опознаем.

– Бог в помощь, – весело откликнулся молодой человек.

Будучи 1 апреля задержан на улице без документов, он отказался отвечать на вопросы о своем имени, звании и месте жительства. Подозревая в нем одного из деятелей Исполнительного комитета, подполковник Судейкин приказал провести перед арестованным всех дворников Петербурга. Десятки дворников прошли за два дня перед арестованным, и пока безрезультатно. Правда, дворник Самойлов, служивший в доме Менгдена, признал в молодом человеке одного из посетителей магазина сыров, но для установления личности арестованного этого было недостаточно.

– Здравия желаю, ваше благородие! – огромный детина с дворницкой бляхой на брезентовом фартуке вошел и встал по-военному, вытянув руки по швам.

Молодой человек при его появлении вынул изо рта папироску и повернулся спиной.

– Здравия желаю, господин Кохановский! – поздоровался дворник и с ним.

– Господин Кохановский? – Офицер живо вскочил на ноги и подбежал к арестованному. – Что ж вы, господин Кохановский, не отвечаете? – Голос офицера завибрировал. – Невежливо-с.

– Подите к чертовой матери! – не оборачиваясь, сказал Кохановский.

– Ну, это уж совсем ни в какие ворота, – развел руками офицер и повернулся к дворнику: – Стало быть, вы узнаете этого человека?

– Как не узнать, – сказал дворник. – В нашем доме живет. Вознесенский проспект, 25.

Оставив арестованного на дежурного жандарма, офицер немедленно, как было приказано, провел дворника в кабинет к подполковнику Судейкину. Судейкину дворник объяснил, что арестованный Кохановский вместе с женой поселился в доме по Вознесенскому проспекту зимой этого года. Оба поведения смирного, ни в чем замечены не были, кто у них бывал, сказать трудно, потому что в том же дворе находится баня и народу всякого ходит бессчетно, за всеми не уследишь.

– Ну а как выглядит госпожа Кохановская? – спросил Судейкин.

– Такая из себя чернявая, худенькая, волосы заплетены в косу, – четко отвечал дворник.

– Так, – сказал Судейкин, расхаживая по кабинету. – М-да, – сказал он, остановившись перед дворником. – Значит, чернявая, и волосы заплетены в косу?

– Так точно! – ответил дворник.

– Интересно, – сказал Судейкин. – Прелюбопытно, – добавил он.

Подойдя затем к железному шкафу, подполковник открыл дверцу, порылся, достал довольно пухлую папку, вернулся к столу.

– Поди-ка сюда, – поманил он дворника. И когда тот подошел, распахнул папку. – Она?

В папке поверх прочих бумаг лежала фотография молодой женщины с темной косой, уложенной вокруг головы.

– Она! – ахнул дворник. И опасливо покосился на Судейкина. – Ваше высокоблагородие, – спросил он с живейшим интересом, – а чего ж это она такое исделала? Аи украла чего? Да вроде бы не похоже.

– Не похоже? – хмыкнул Судейкин. – На Семеновском плацу был нынче?

– Был.

– Видел, как вешали государственных преступников, изменников и цареубийц?

– Видел, ваше высокоблагородие, – сказал дворник, понизив голос, и перекрестился.

– Так вот, и она из этих, виселица по ней давно уже плачет, – сказал Судейкин, захлопывая папку. И дворник, хотя не очень-то был силен в грамоте, успел все же прочитать на обложке фамилию: «Филиппова-Фигнер».

Спустя полчаса четыре экипажа, набитые жандармами, остановились перед воротами указанного дворником дома. Подполковник Судейкин лично руководил операцией. Он велел перекрыть все выходы со двора и в сопровождении шести жандармов и дворника поднялся к дверям квартиры, где жили Кохановские. На звонок никто не ответил. Дворник открыл дверь своим ключом. Войдя в квартиру, Судейкин не обнаружил в ней ничего и никого. Квартира была чисто убрана, в ней не было никаких следов поспешного бегства. Но пустой шифоньер, пустой сундук в коридоре и полное отсутствие всякой одежды говорили о том, что хозяйка покинула квартиру и, по-видимому, навсегда.

– Да-с, – задумчиво сказал Судейкин, стоя посреди гостиной, – птичка упорхнула. – Он подошел к стоявшему на столе самовару и потрогал его. Самовар был еще горячий. – И упорхнула перед самым нашим носом, – добавил Георгий Порфирьевич.

Глава 24

Осенью 1882 года на одной из тихих улиц Харькова поселилась скромно одетая, неприметная женщина, ученица земского повивального училища Мария Дмитриевна Боровченко. Образ жизни вела уединенный, из дому выходила редко, и у себя почти никого не принимала. Это была Вера Николаевна Фигнер. Не та Верочка, заводила и шалунья, в которую влюблялись чуть ли не поголовно все ее суровые товарищи, не та нетерпеливая и несколько даже капризная Верочка, которая получила прозвище Топни-Ножка. Это была усталая женщина, выглядевшая старше своих тридцати лет.