Деревянные фаготы

Приятно то, что почти не было на этом вечере того отталкивающего ломания и гримасничанья стихотворной позой, которое обычно ожидаешь встретить на вечерах «модернистов». Конечно, было много незрелого – ведь в большинстве это все молодежь, ищущая своих путей – чувствовались неизменные книжные влияния современных главарей модернизма, перенятые готовые формы; были, конечно, неизбежные аксессуары новой поэзии – и экзотика, и геральдика, виссон и Пресвятая Дева, тамплиеры и рондо, и египетские ночи и рядом «детская» наивность, и претенциозность, жеманство, но чувствовалась и искренность, интерес и любовь к искусству, и это примиряло. И чувствовалась кое-где свежесть, талантливость.

Большинство молодых поэтов, выступавших на вечере, напоминало «стариков», щеголяя формальными достижениями школы, ловкостью стихотворной техники, которая стала теперь обычным явлением, благодаря, между прочим, и особому строению стихотворной речи «модернизма»: у многих из них очень искусная имитация литературных образцов, и внешне все так гладко, ловко, хорошо, что подчас и обманывает, но хочется иного: пусть будет неуклюже, пусть будет незрело, но пусть вспыхнет свое слово, свой трепет.

Хотелось бы, чтобы вошло в сознание этих искренно-увлеченных своим делом молодых поэтов, что не в чисто-формальных внешних заданиях весь смысл творчества, что содержание поэтического произведения не ограничивается искусной техникой, что смысл главный – в «душе» поэта, в его творческих самостоятельных переживаниях, в его психике, настроенной на высокий лад, в особом строе его душевной жизни. Посмотришь, иной раз в 20 лет так ловко и легко укладывается весь в рамки уже найденных другими форм, найденных после упорного долгого труда. И льются красивые слова, рифмы, музыка стиха – и проходит мимо, не задевая чего-то самого главного и ценного, не оставляя следа. Вот «муки слова», муки творчества и радостей его, его крыльев так мало чувствуются у многих за этими внешне удачными, вылощенными, стилизованными, красивыми, но по существу банальными стихами.

И как дрогнет сердце, когда скользнет за этим нарядным блеском слов вдруг неожиданно-свежее, непосредственное, молодое и талантливое. Уловил я это, несмотря на всю внешнюю напыщенность чтения у г. Багрицкого (в его своеобразном «Сне Игоря» или военном рассказе в духе Лермонтовского «Валерика», к сожалению, уснащенного чисто географическими подробностями), у г. Вал. Катаева (у которого чувствуется влечение к изобразительности и простоте) и у других, которых здесь перечислять не буду по очень простой причине.

Трудно было уследить за большинством прочитанных пьес благодаря тому, что прочитаны они были весьма плохо, неумело и бледно, и не дошли до аудитории. Пусть бы не авторы читали их, а люди, умеющие хорошо передавать публично стихотворную речь, – что, как известно, особенно трудно (нужно здесь отметить просто хорошее чтение своих стихов г-жей В. Инбер).

И еще одно замечание: банальность и штампы, которые я отмечал выше в творчестве большинства выступавших, проявляется и в особой, просто убийственной для читаемой пьесы манеры чтения – непременно нараспев в монотонном скандировании, в каком-то однообразном подчеркивании внешней звуковой музыки стиха, совершенно скрадывающей его поэтическое содержание. Какое тут проникновение в творческий мир автора, когда с трудом удерживаешься от предательского смеха?..

Возьмите те же пропетые, напр[имер], стихи Фиолетова и прочитайте их просто тепло, душевно стараясь уловить переживания поэта, и они тронут, произведут совсем иное, более выгодное впечатление. С музой Фиолетова на этом вечере нас мало ознакомили, и это жаль. На ее примере многое в модернизме могло бы уясниться аудитории.

Вот его маленькая поэма о лошадях:

О, сколько самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования!..

Конечно, это вовсе не поэзия, а самая простая проза, только рифмованная, но и в этой шуточной как будто, но такой грустной по существу пьеске, как и в других его стихах, чувствуется какое-то свое, искреннее человеческое переживание, жалость человеческая, что притягивает к себе, что может затронуть в душе читателя какую-то струнку – не смешивайте только эту струнку с элементами поэтического восприятия; и вот этим именно своим идейным содержанием (не Бог весть какой глубины, элементарным, конечно, как элементарны так увлекающие публику «цыганские романсы») нравятся публике, которая не очень-то разбирается в вопросах поэзии наиболее искренние поэты «молодой школы». Нравится именно их искренность, боль их душевная, раскрывающаяся в прозаических стихах, их житейские переживания но здесь нет преодоления прозы, нет подъема творческого, нет того высокого искусства, что только оправдывает существование поэта. Это – в лучшем случае, человеческие документы, но не документы поэтические.

О Фиолетове два кратких слова сказали тепло, просто и содержательно гг. Гроссман и Гершенкройн.