Деревянные пятачки

А тогда никого не было по соседству, другие селились вдоль шоссе, чтобы удобнее было с подвозкой, а он здесь решил корни пустить. Сам, безо всякой помощи, срубил и поставил дом. Начал весной, а уже осенью с семьей вошел в него. Жили как на отшибе. Шумели дубы, осыпали землю желудями. Гудели по весне в густой липовой кроне пчелы. Однажды молнией ударило в дуб, расщепило надвое — на всю зиму хватило дров. И озеро рядом, — рыбачить не рыбачил, но ноги сполоснуть после работы любил. Недоволен был поначалу, когда пришел землемер из жилищной конторы и отвел участок профессору Зямину рядом с его землей. Но вскоре успокоился — работенка от профессора подвернулась. Надо было поставить ему сборный стандартный дом. С того и началась работа для горожан.

— И пожалуйста, стол под липой и две скамеечки, — попросил профессор.

— Можно и стол, как скажете, — ответил ему Игнат Николаевич.

И стол, и скамеечки — все сделал профессору, и о чем бы тот ни попросил, все сделал. Забором из штакетника обвел участок, лестницу к озеру из двух цельных лесин соорудил, сарайчик для дров. Пожалуйста, если надо, какой разговор. Даже застеснялся назначать цену за работу. «Сколько дадите». Спасибо, не обидел профессор.

Пока занимался этим делом, академик поселился рядом. Еще прибавилось работы. На основной днем — в райцентре ставили школу, — по вечерам у соседа. Академик строил дом из бревен. Пришлось Игнату Николаевичу и в лес ездить, и сосны валить, и трелевать, и рубить в лапу, и полы настилать. Словом, все надо было сделать. Хороший оказался академик, верил Игнату Николаевичу, сколько тот скажет, столько и заплатит. Правда, с чудинкой был: во что бы то ни стало хотел, чтобы дом был выстроен в старом русском стиле, чтоб резные балкончики с балясинами, и сердечко на фронтоне, и чтоб наличники, как полотенца. Все сделал Игнат Николаевич, как хотелось заказчику, да еще сам от себя обшил фасад не прямыми линиями, а косыми конвертами. Любоваться приходили на его работу. Обращаться стали. Не отказывал. Правда, не все обращались. Отставник-полковник сам плотничал, даже за подмогой не обращался. Ну, это его дело. Впрочем, и так работы хватало. И постепенно застроился бугор. Уж очень красивый вид с него открывался на озеро. Приезжали горожане на выходные, гуляли на своих участках, глядели на свои цветы, лакомились своей земляникой, спускались по лестнице к воде, задумчиво сидели на скамеечках, смотрели, как сверкает волна, как все ниже опускается солнце, как по всему закатному краю разливается незаметно стынущая заря. Отдыхали.

А Игнату Николаевичу было не до отдыха. Где-нигде, а его топор стучал. То у одного, то у другого. Прихотей у горожан хватало. Скворечни захотел поставить профессор. Пришлось лезть на дуб, а он неохватный, — сначала по лестнице, а потом уж с сука на сук, да чтоб повыше. А возраст за пятьдесят. Ничего, влез, поставил.

— Сколько же вам? — спросил его профессор.

— А это уж как сами решите. На такую работу расценок нет, — ответил Игнат Николаевич.

Профессор дал десятку. Игнат Николаевич принял, поблагодарил, а про себя подумал: «Денег девать тебе, видно, некуда».

В другой раз пришла ему блажь — липу свалить. Тень от нее на розарий падает. А ей, поди, лет семьдесят будет. В три приема, не меньше, делить придется. Если всю разом качнуть, дом сомнет. Да, в три приема, иначе никак...

— Ну, вам решать. Вы специалист, — сказал профессор.

Игнат Николаевич глянул вверх. Хорошая липа! Как шатер, раскинулась над землей. Солнцу не пробиться сквозь ее гущину. В ливень встань под нее — не смокнешь. Еще лет сто простоит, ничего ей не сделается. Ствол чистый, без единого дупленышка, без трещины. Всю пчелиную округу одна может обеспечить... А потом перевел взгляд на розарий — пустяк, пяток всего кустиков. Какая от них польза? И впервые не то чтобы злость охватила Игната Николаевича к профессору, а скорее какое-то раздраженное недоумение, и глухо, тяжело, совсем для себя незнакомо сказал:

— Тридцать рублей будет стоить такая работа. — И даже дрогнул, потому что еще за минуту до этого и не думал о такой цене. Сказал — и не поднял лица, не хватило духу посмотреть на профессора.

И услышал:

— Ну, что ж, я согласен. Только уж, пожалуйста, поаккуратнее.

— Это мы можем.