Читаем Деревянные пятачки полностью

— Тут рыбалка хорошая, — сказал я, — да только все ветер испортил.

— А-а, брось ты, какая там рыбалка! Тут воды конца-краю нет. Где рыба стоит, знаешь?

— У гряды.

— А одна, что ль, гряда? Сегодня рыба у той, завтра у энтой, вот и гоняйся. Не знаешь, и молчи! То ли дело Волхов. Я с одной ямы брал по дюжине щук. Чтоб я когда пустой? Никогда! И заметь — не вру. Не имею такой привычки. А то лешшовые ямы. Пускай хоть самый северный ветер, там он никакого значенья не имеет. А тут, конечно, он тут хозяин, ишь, сволочь, как разбушевался. Лодку швырнул на камень, думал опрокинусь. Черт, из-за него удилище сломал, будь он неладен. Наступил и сломал...

Он еще долго ругал ветер, Ладогу, рыбака, который ему посоветовал приехать сюда, потом успокоился — наверно, наелся.

— Вот приезжай на Волхов, места покажу, ахнешь‚ — лежа на тростнике у костра, говорил он. — Я не то что другие, не затаиваюсь, я открытый. Мне не жалко, рыбы на всех хватит. Только надо ее взять... Рыбалка для меня — это самое удовольствие. Вот скоро на пенсию выйду, тогда уж каждый день буду пропадать... Я ведь с мальства к рыбалке приучен. Со стариком ходил, был такой у нас на Волге, по судакам первый мастер. И, заметь, даже черного доставал. Другие рыбачки и так, и сяк к нему, дескать, научи, покажи, но только он молчком и в сторону. И мне все говорил: «Сиди у ведерка и никого не подпускай», — а сам спать завалится. А я и сижу, несмышленыш, нет чтоб заглянуть в ведерко, узреть, чего там, сижу, глупыш, и не думаю даже, тем более что старик обещал мне сам свой секрет раскрыть. Он спит, а судак сам на крючки садится, да здоровый, килограммов по пять, во какой бывал! «Ну, — один раз говорит мне дед, — завтра покажу тебе тайну, как судака добывать, на что ловить его...» Всю ночь я проворочался, глаз не сомкнул, только и жду, чтоб поскорее утро. Дождался, прибег к старику, а он помер. И тайну с собой унес... — Рыбачок бросил с досадой окурок в огонь. — Вот, черт, а! Так и не знаю способа... А то вот отец рассказывал, в деревне у них случай был с его братом. Шел он, дядька мой, лесом. Дело, конечно, к вечеру, и слышит, как кто-то его зовет. «Иди сюда!» Негромко, но так, что хорошо слышно. Дядька, значит, поглядел туда-сюда и видит за кустом старушонку, махонькая, с аршин, не больше, а горбу нее здоровый, считай, вся в этот горб ушла. Вот она глядит на дядьку и манит его пальцем, а палец сухой, как сучок, и так тихо: «Иди сюда! Иди сюда!» Ну он, хоть и оробел малость, а пошел. Старушонка вперед, он за ней. Она в чащу, он не отстает. Она завлекает все дальше, к болоту потянула его. Дядька видит, тут дело нечисто, как трахнет ее по башке, а она и рассыпалась. Золото и серебро перед ним в куче, браслеты всякие, кольца... Убежал дядька от страха. А потом пришел к брату, к моему отцу, говорит, так и так, идем, а то я боюсь. Ну, отец мой, конечно, согласился. Условились они пойти на другой день чуть свет. Ну, как стало светать, так отец к нему — они рядом домами жили, — а дядька лежит на полу... мертвый. Будто кто задушил его, синий... Умер и тайну унес. Может, и сейчас то золото лежит...

Костер стал прогорать, и тьма придвинулась. Ветер еще сильнее заворочался в соснах. И волны вроде поближе забухали. Я оглянулся и в отсветах костра увидел смутно белеющее длинное тело. И рыбачок почему-то изменился, уже не был похож на того, которого я знал, а стал маленький и совсем молодой.

Хорошо, что я еще с вечера запас валежнику, — подбросил, и огонь отодвинул тьму, и рыбачок опять стал стариком.

— А то вот такой случай был, с соседом моим. Выиграл он по вещевой лотерее «Волгу». Ведь ты скажи, какое может подвалить счастье человеку. За тридцать копеек — и «Волгу». Показал мне он этот билет и побежал в сберкассу. А она напротив нашего дома, через дорогу. И как раз угодил под трамвай. Насмерть. И главное, билет никак не могли найти. Будто съел он его. А сам я видел, собственными глазами...

— Чего это все какие у вас истории неприятные? — сказал я, подбрасывая в огонь сушняк.

— А это уж как в жизни... Но ты ведь то скажи, еще бы чуть-чуть — и человек зажил счастливо, а тут как раз и подвернется что-нибудь... — Он уставился на меня малоподвижными своими глазами. — Почему такое?

Я молчал.

— Судьба! — твердо сказал рыбачок.

«Тоже мне фаталист!» — с досадой подумал я и спросил:

— Спать, что ли, будем?

— А чего спать, дома отоспимся, да еще в поезде можно отхватить. Да и не уснуть здесь, вона как ветер спину пробирает. Будь он неладен!

Ветер, верно, все больше набирал силу, подул холодный, и волны еще тяжелее захлопали по камням. Костер гудел, и чем больше я подбрасывал в него, тем быстрее все прогорало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза