Деревянные пятачки

Неожиданно Анна стала ворочаться и вдруг проснулась.

— Поясница болит, — простонала Анна. — Коля, милый, иди за машиной... Ой!

Николай вскочил с постели, кое-как оделся в мокрое, еще не просохшее, потому что в эту минуту ему и в голову не пришло где-то искать другую одежонку, и выбежал на улицу.

Его чуть не свалил ветер. Он нес песок, развевал дюны, срывал с дороги землю, и было видно, как бешено неслись облака, то открывая, то затягивая светлую, словно освещенную электричеством, луну.

— Иван Васильич! Иван Васильич! — застучал в окно соседу Николай.

На него будто из воды глянуло бледное лицо шофера.

— Чего тебе?

— Анна рожает... Давай! Быстрее! — И побежал обратно.

Анна, уже одетая, сидела с узелком в руке.

— Пошли, пошли, — заторопил ее Николай и, придерживая за руку, помогая, повел к крыльцу. И только вывел, как тут же подошла и машина.

Сам он ехал в кузове, посадив Анну в кабину. Машина подскакивала на выбоинах, ухабах, и Николая мотало из стороны в сторону, но он ничего не замечал, как не замечал и ветра, думая только о том, чтобы у Анны было все хорошо, и даже мечтать боялся о будущем ребенке.

Через час он уже ехал обратно, оставив Анну в родильном доме, и теперь думал о мотоботе, о том, чтобы как-то вызволить его с отмели.

Мотобот лежал на боку. Было такое впечатление, будто его насмерть ухлестало водой, прижало к отмели левым бортом, разворотив правый.

Николай остановился у края воды, глядел, не отрывая взгляда от черного днища, вздрагивавшего от глухих ударов взъерошенных волн, и видел, как после каждого удара отходит от борта длинная доска и, пружиня, становится на место, чтобы с ударом новой волны отойти снова.

А ветер не утихал, он валил широкой, плотной массой, во весь неохват Чудского, гоня на берег белые волны. И в воздухе стоял от них непрерывный гуд, и пахло поднятой со дна водой, отдававшей водорослями и застоем.

У берега, в пене, у самых ног, неподвижно лежали обломки досок, черные, просмоленные, со свежим колючим переломом, белевшие на изломе, как кости.

«Все... теперь все... А надо бы только взять чуть левее, и прошел бы, — с отчаянием думал Николай. — Или бы оставить на глубине, бросить бы якорь, и порядок... Так ни черта же не было видно! А теперь худо, ох худо мне будет, ведь три с половиной тысячи стоит мотобот-то... Откуда? Где их возьмешь?.. А его все молотит и молотит... Добивает...»

— А где же остальные-то? — услышал он дрожащий голос бригадировой женки и только тут заметил еще несколько рыбацких женок, — они медленно подвигались к нему, готовые в любую минуту закричать от беды.

— В бухте они, в бухте! Целы! — закричал он. — Целы! Это я один пришел...

— Зачем? — это спросил председатель. Он прямо к самой воде подъехал на своем газике и теперь глядел, как волны доламывали мотобот. — Зачем, я спрашиваю, приехал?

— Так... чтобы Анна не тревожилась, — ответил Николай и тут же почувствовал всю несерьезность своего объяснения и всю тяжесть своей вины.

— Чего? — крикнул председатель и дернул несколько раз правым веком — это была у него такая манера, когда он сердился, — и придержал рукой кепку, чтобы ее не сорвало ветром.

Николай промолчал, понимая, что никакие объяснения не помогут.

— Та-ак... — в раздумье, тихо сказал председатель, и это было самое страшное. Если б кричал, было лучше. — Та-ак... А бригадир с бригадой, значит, в бухте? И без мотобота... Значит, ты мотобот угробил, и план сорвал, и бригаду подвел... Н-ну, я тебе покажу!..

— Так ведь Ане-то рожать приспичило! — послышался голос жены Ивана Васильевича. — Только что с моим в роддом они ее отвезли.

Председатель не сказал больше ни слова, вскочил в газик и уехал.

Разошлись, успокоенные, и рыбацкие женки. И только один Николай долго еще стоял на берегу, глядя, как волны все же оторвали длинную доску и она поплыла, качаясь на волнах, к берегу. В одном месте, на отмели, застряла, но водой подхватило ее и немного спустя подмыло к ногам Николая.

1971

Волевой прием

Каждый из нас троих — Буйков не в счет — только об одном молил судьбу, чтобы Никольский, этот сутулый, с узкой спиной парень, не сбился с пути, вывел нас к лагерю, потому что мы плутали уже вторые сутки и силы наши были на исходе.

В тайге заблудиться легко, если к тому же окажется самонадеянным и не очень опытным ведущий. А у нас как раз таким и оказался начальник отряда Буйков. Если бы мы знали раньше, что у него дерьмовая ориентация, то по крайней мере я бы, как мальчик с пальчик, заранее набрал в карман белой гальки и посыпал наш путь, чтобы вернуться обратно. Но мне, как и остальным, и в голову не приходило, что Буйков плохо ориентируется и заведет нас в непролазную глушь, где в самом деле нога человеческая не ступала. Верили ему. Всегда думается, что начальник больше знает.

То, что мы заблудились, стало ясно часов через пять, когда ввалились в какой-то сырой распадок с захламленной речушкой. К тому же Буйков, всегда серьезный и даже несколько высокомерный, тут как-то глупо улыбнулся и растерянно спросил:

— Куда идти-то?