Деревянные пятачки

И об этом, не задумываясь о последствиях, он говорил рабочим, сидя у костра, обхватив длинными руками свои костлявые легкие ноги.

— Да-да, будто только и есть один ход через это проклятое болото! Да отойди в сторону на километр — и совсем другая будет картина — сушь, и незачем мокнуть, срываться по брюхо в трясину!

Однажды такие разглагольствования услыхал начальник партии, маленький, жилистый человек, нацеленный в свое дело, как ружье в мишень. Сложив по-наполеоновски на груди руки, он сурово сказал:

— Леонтий Николаевич, если у вас есть какие-либо сомнения или пожелания, то вы должны в первую очередь высказывать их мне. Только мне! Но у вас не может быть ничего дельного. Вы не инженер.

— Конечно, я не инженер... — начал было говорить завхоз, глядя на начальника добрыми глазами.

— Вот именно. Поэтому вы несете чушь!

— Но какая же это чушь, если вы намерены прокладывать дорогу по болоту? — Завхоз встал и оказался чуть ли не вдвое длиннее начальника партии.

— Если было бы нужно, то проложили бы и по болоту. И прокладывали. И поезда до сих пор прекрасно ходят. Но в данном случае идет только съемка болота, чтобы доказать, что здесь трассу вести не следует.

— Тогда это другое дело! — обрадованно вскричал завхоз.

— Вот именно, поэтому вы должны повторить мои слова рабочим и сказать им, что вы были неправы.

— С удовольствием! — охотно ответил завхоз. И действительно, повторил все, что сказал начальник партии. Но это не помешало ему тут же задуматься и сказать: — А вообще-то зачем по этим местам прокладывать трассу? Неужели нет других, более подходящих, где люди так бы не мучились? Ведь это же гибельные условия! — Он сел на своего конька и понесся без оглядки: — Вы посмотрите, что делается с людьми. Обожраны мошкарой, одежда не успевает просыхать, люди слабеют...

— По-моему, вы больше всех ослабели, — глядя на завхоза вверх, как на сосну, сказал начальник партии.

— Ну что вы, — тут же отмахнулся завхоз. — Я выносливый, и вообще очень сильный человек. По мне нельзя равнять других. Я вот о них‚— он указал на рабочих. — Уж очень в тяжелых условиях им приходится работать.

— Условия обыкновенные. Изыскательские, — твердо сказал начальник.

— Но неужели только здесь может идти трасса?

— Да. Только здесь.

— Чем же это место так хорошо? Тут ни черта и нету, лес-то — и тот поганый!

— Вы просто ребенок, — снисходительно, и на самом деле как на ребенка, посмотрел на него начальник партии. — Ну а если эта дорога — стратегического значения, тогда как? При чем тогда тут поганый лес?.

— Тогда другое дело! — радостно согласился завхоз.

— Вот именно... Но это я, насчет стратегического значения, сказал так, чтобы показать всю вашу несостоятельность. Ведь вы же ничего не знаете! И не лезьте не в свое дело. Поменьше болтайте языком. А вы, — это он сказал рабочим, — поменьше его слушайте!

И ушел, маленький и крепкий, как дробина, оставив завхоза в приятном смущении. Да-да, ему было приятно понять назначение этой дороги. Но он тут же всплеснул руками.

— Все это так, — сказал он, — но условия-то все равно гибельные! Или я не прав?

— Ни черта, выдюжим, — кто-то сказал из рабочих. — Нам не привыкать. Тайга.

— Все это верно, но все же условия страшные, созданные скорее для зверя, нежели для человека. И в этом меня никто не переубедит!

Начальник партии давно бы его выгнал вон со всеми его рассуждениями, но «сохатый» как завхоз был незаменим. А кроме того, и человек он был бесстрашный. Однажды он целый день провозился на болоте один, спасая лошадь, — возчики отказались, боясь погибнуть вместе с ней. И спас, и, успокаивая дрожащее от холода и страха животное, кричал:

— Более гибельных условий я еще не видал! Не только лошади, все здесь погибнут! Да-да, это надо же подумать, куда забросили людей!

И еще один случай был, когда он спас на реке рабочего. Кинулся с обрыва в чем был и вытащил его, уже бесчувственного, на берег. И, прижимая к себе, плакал.

— Нет‚— сквозь нервные всхлипы говорил он, — это невозможно. Так поступать с человеком нельзя... И в конце концов, так ли уж нужна здесь дорога, чтобы люди из-за нее так страдали?

— Странный вы человек, — позднее сказал ему начальник партии, — очень странный. Жалеете людей и совершенно не думаете о себе. Ведь и вы могли погибнуть.

— Ну что вы, я же прекрасно плаваю... как сохатый, — и засмеялся.

— И еще потому странный, — в раздумье сказал начальник, — что обыкновенные трудности принимаете за какие-то сверхнеобычные. И это очень плохо!

— Вы мною недовольны? — огорченно спросил завхоз.

— Да. Вы не годитесь для мужественного дела... Вы даже опасны. И все же я возьму вас в следующую экспедицию.

— Странно, если опасен, тогда зачем же брать! — обиженно сказал завхоз.

— Потому что я вас знаю. Так что мы еще поработаем.

Но этого ему сделать не удалось. В тысяча девятьсот сорок втором году в апреле «сохатый» был арестован за паникерство. («Неужели нельзя рыть траншеи по ночам, когда враг не видит и не может бомбить? »)