Деревянный самовар. Детективные романы и повести

Смирнов рассказывал, а Казарян иногда вспоминал. Минут в двадцать уложились и сами изумились, когда в сухом протоколе уголовного дела возникли не относящиеся как будто к делу подробности, бытовой перебрех, сцены привычных ссор и стычек, нерв объединенного существования в вынужденной изолированности съемочной группы. Изумились оттого, что многое сразу прояснилось.

— И вы, бараны, не смогли почувствовать, что все уже давно было на грани? — гневно спросил Алик.

Казаряна перекосило, как от кислого, и он двумя словами все объяснил Алику:

— Водку жрали.

— Но какой недоумок, Бог ты мой! — ненавистно удивился Алик. — Смерть Олега в ряд к тем двум поставил, не понимая, что в тех случаях просто работал профессиональный убийца, а ему в первый раз человека убивать надо! И это дешевое алиби с транспортными фокусами!

— Про авиационный фокус он в японском детективе вычитал, — вдруг осенило Казаряна, любителя подобной литературы. — «Точки и линии» называется.

— С вами, сыскарями, я тоже превращаюсь в элементарную ищейку, — сказал Алик. — О другом надо думать.

— О чем же? — насмешливо поинтересовался Смирнов. — Подскажи, публицист.

— Этот надутый провинциальный петух наверняка и в мыслях не держал, что ему придется самоликвидироваться. Он бы и на суде горячо клеймил врагов социалистического строя и героем себя ощущал. Кто же заставил его решиться на самоубийство?

— Кто? Кто? — раздраженно заметил Казарян. — Ты то очень умный, то — слишком дурачок. Будто не догадываешься. Третий человек в нашем государстве. Тесть его, Дмитрий Федорович разлюбезный, который не может себе позволить ни единого пятнышка на своей репутации.

— Бесы! Бесы! — заорал Алик.

Дверь столовой распахнулась и обеспокоенный главврач, подозрительно оглядев всю компанию, ласково спросил у Алика:

— Где бесы, Александр?

— В высших эшелонах власти, — простодушно ответил Алик.

— А, вы об этом, — скучно и успокоенно сказал главврач и от — греха — напомнил: — Лидия Сергеевна, я вам обещал час. Он на исходе.

— Спасибо, Глеб, мы прощаемся и уходим, — пообещала Лида, и главврач прикрыл за собой дверь. Алик посмотрел на дверь, посмотрел на друзей и признался:

— Вот сейчас бы я с удовольствием надрался!

— Алик! — звеняще, как артистка Борисова, одернула его Лида.

— Шутка, — оправдался Алик. — Шутка гения.

* * *

В четыре часа дня они проснулись одновременно. Разбудил телефонный звонок. Матерясь лишь артикуляцией голоса и влезая в тренировочные портки, Смирнов мрачно порекомендовал Лидии, которая уже села в кровати:

— А ты спи, спи.

— С вами выспишься, — огрызнулась Лида и потянулась за халатом. Телефон звонил.

— Кого надо? — рявкнул в трубку Смирнов.

— Тебя, — голосом Казаряна ответила трубку. — Звонила Светлана и передала просьбу Дмитрия Федоровича к нам с тобой: быть у него к семи вечера. Я тебе лишних два часа дал поспать потому, что еще одну их просьбу выполнил: они просили принести кассету с последними песнями Олега. Они у нас на вертушке, а кассетник только у звукооператора имеется. Слава Богу, он на студии оказался, там и переписали.

— А на хрена мне твой Дмитрий Федорович со Светланой вместе? — спросил грубиян Смирнов.

— Не интересно? А мне интересно, — твердо заявил Казарян. — В перспективе — обоюдоострый диалог. Давно по канату не ходил.

— Вот один и гуляй по канату.

— Так одного меня без тебя не примут. Думаю, я им особо и не нужен.

— А я?

— А ты копал и докопался. Все знаешь.

— Копали вместе, Рома.

— Тю, как говорят братья украинцы, да ты испугался, Саня!

— Ромка, ты его не заводи! — предупредила Лида по параллельному аппарату.

— А что он ломается?

— Так ведь надо поначалу поломаться, — объяснила Лида.

— Следовательно, он поедет, — удовлетворенно понял Казарян.

— Поедет, поедет, — заверила Лида.

— А чего это вы за меня решаете? — обиделся в своей трубке Смирнов. — Возьму и не поеду.

— Поедет, — еще раз подтвердила Лида. — Только вам, ребятки, следует серьезнейшим образом подготовиться к этому разговору. Будущий ваш собеседник такое и таких видал, что пацанов вроде вас он десяток за раз сжевать, проглотить и выплюнуть может.

— Подавится! — угрюмо предсказал Смирнов.

— Для того, чтобы подавился от страха, а подавиться он может только от страха, вам необходимо обеспечить тылы. Так, чтобы он понял: проглотит вас, а страх останется и начнет бродить рядом с ним. Компрене? Или лучше по-нашему: сечете, оболдуи?

— Сечем, — за себя и Романа ответил Смирнов, а Роман быстро проговорил:

— Уже имеется идея. Буду у вас минут через пятнадцать.

* * *

Не подъезд, а вестибюль. Не вестибюль, а летне-зимний сад, в котором причудливо и мирно сосуществовали тропики, пампасы и среднерусская возвышенность, подарил живущим здесь свои деревья, свои кустарники, свои кактусы, свои лианы, свои прекрасные — каждые по-своему — цветы. В вольере на всю глухую стену чирикали, пищали, скрипели, щелкали и пели разноцветные птицы и птички.