– Чайку, ребята?
– Водки! – заорал Смирнов.
– Водки не будет, – твердо решила Лидия.
– Это почему же? – с грубым вызовом спросил Смирнов.
– Нам предстоит визит в одно место. Не хотела вас сразу огорчать, да и гон твой, Смирнов, прерывать, но гон кончен, и некого гнать, поэтому получайте: мы с Варварой уговорили Алика лечиться. Он сейчас находится в палате для алкоголиков в институте Сербского.
– Лучше места не нашли, – перебил ее Смирнов.
– Не нашли. Это, действительно, лучшее отделение в Москве по лечению алкоголизма.
– К чему такая спешка? – выразил неудовольствие Казарян. – Я уверен, что он сам выбрался бы.
– Он и выбирался, – сказала Лидия. – Две недели не пил и две недели не спал. Как потом оказалось, полное истощение нервной системы.
– Давно он там? – поинтересовался Смирнов.
– Уже двенадцать дней. Курс витаминных уколов закончен, завтра ему вшивают эспираль и, если все будет как надо, через неделю выпишут.
– Поехали, – приказал Смирнов.
– А как же чай? – спросила Зоя.
Не поехали, пошли пешком. Институт судебной медицины имени Сербского был рядом. Полуинститут, полутюрьма. Пропуска были заказаны предусмотрительной Лидией, и они беспрепятственно миновали три кордона.
Алкоголики-арестантики уже позавтракали, комната-столовая пуста, и поэтому главврач позволил им беседовать там. Алкоголик-арестант, он же журналист-международник Александр Спиридонов, вопреки ожидаемому, не производил впечатление несчастного, потерянного существа. Похудевший, без привычной в последнее время отечности лица и вроде как бы помолодевший, был он ровно весел и приветлив.
– Здорово, оболдуи!
– Привет, алкоголик, – откликнулся Смирнов. – Выпить хочешь?
– Не-а, – ехидно ответил Алик. – Какие новости?
– Он про Олега знает, – объяснила Лидия.
Они расселись за большим столом. Ни дать, ни взять – заседание первичной партийной организации. Смирнов подергал себя за мочку уха и, не зная как начать, начал:
– Новости-то? Есть новости. Коварная смерть вырвала из рядов советской литературы еще одного писателя.
– Это кого же? Я радио регулярно слушаю, а ничего не знаю…
– И не узнаешь пока. Добровольно, насколько я понимаю, ушел из жизни Владислав Фурсов.
– Так, – сказал Алик. – Так… – сообразительный был малый. – Значит, он Олега?..
– Получается – он, – подтвердил Роман.
– Не получается, а получилось, – Саня вдруг фыркнул, как лошадь. – Получается, получилось! Очень уж мы осторожны в словах! Все просто и омерзительно: гражданин Фурсов с заранее обдуманным намерением зверски убил гражданина Торопова.
– За что? Повод, мотив, причина? – потребовал аргументированного ответа Алик.
– Нет у меня логических объяснений этому гиньолю, – честно признался Саня.
– Тогда рассказывай по порядку. Не просто факты, а как было на самом деле. Почемучку Бориса Житкова. Что ты видел. А что ты не видел, Ромка вспомнит.
Смирнов рассказывал, а Казарян иногда вспоминал. Минут в двадцать уложились и сами изумились, когда в сухом протоколе уголовного дела возникли не относящиеся как будто к делу подробности, бытовой перебрех, сцены привычных ссор и стычек, нерв объединенного существования в вынужденной изолированности съемочной группы. Изумились оттого, что многое сразу прояснилось.
– И вы, бараны, не смогли почувствовать, что все уже давно было на грани? – гневно спросил Алик.
Казаряна перекосило, как от кислого, и он двумя словами все объяснил Алику:
– Водку жрали.
– Но какой недоумок, Бог ты мой! – ненавистно удивился Алик. – Смерть Олега в ряд к тем двум поставил, не понимая, что в тех случаях просто работал профессиональный убийца, а ему в первый раз человека убивать надо! И это дешевое алиби с транспортными фокусами!
– Про авиационный фокус он в японском детективе вычитал, – вдруг осенило Казаряна, любителя подобной литературы. – «Точки и линии» называется.
– С вами, сыскарями, я тоже превращаюсь в элементарную ищейку, – сказал Алик. – О другом надо думать.
– О чем же? – насмешливо поинтересовался Смирнов. – Подскажи, публицист.
– Этот надутый провинциальный петух наверняка и в мыслях не держал, что ему придется самоликвидироваться. Он бы и на суде горячо клеймил врагов социалистического строя и героем себя ощущал. Кто же заставил его решиться на самоубийство?
– Кто? Кто? – раздраженно заметил Казарян. – Ты то очень умный, то – слишком дурачок. Будто не догадываешься. Третий человек в нашем государстве. Тесть его, Дмитрий Федорович разлюбезный, который не может себе позволить ни единого пятнышка на своей репутации.
– Бесы! Бесы! – заорал Алик.
Дверь столовой распахнулась и обеспокоенный главврач, подозрительно оглядев всю компанию, ласково спросил у Алика:
– Где бесы, Александр?
– В высших эшелонах власти, – простодушно ответил Алик.
– А, вы об этом, – скучно и успокоенно сказал главврач и от – греха – напомнил: – Лидия Сергеевна, я вам обещал час. Он на исходе.
– Спасибо, Глеб, мы прощаемся и уходим, – пообещала Лида, и главврач прикрыл за собой дверь. Алик посмотрел на дверь, посмотрел на друзей и признался:
– Вот сейчас бы я с удовольствием надрался!