Деревни

Пришлые жители Миддл-Фоллс были уверены: их поселок особый и не идет ни в какое сравнение с соседними, ниже и выше по течению реки Чанконкабок. Пусть в нем не царила высокая нравственность, зато ему было присуща изысканность. Лоувер-Фоллс, в сущности, вымер. Автозаправка, продуктовый магазин, крошечное кирпичное здание почты, несколько овощных развалов, покосившиеся жилые дома — вот и все, что там осталось. Юппер-Фоллс — скучный спальный район на дальнем предместье Хартфорда, ряды ранчо, поставленных в пятидесятые годы на цементные плиты. Миддл-Фоллс — совсем другое дело: массивные здания времен Гражданской войны, правда, нуждавшиеся в покраске, зато с новым отоплением и надежной электропроводкой. Они выстроились вокруг просторной зеленой лужайки, которая когда-то была общественным пастбищем и доныне носит название Выгон! За федералистскими особняками расположились незатейливые, но приятные на вид фермы конца девятнадцатого века с участками земли, достаточными для прогулок на лошадях и разбивки теннисных кортов. Эти скромные поместья можно было приобрести за умеренную цену, выражавшуюся невысоким пятизначным числом. В Миддл-Фоллс сохранились также несколько поставленных до 1725 года домов с печным отоплением, массивными дымоходами и маленькими, как бойницы, окнами. Большинство их теперь занято антикварными лавками и ресторанчиками с низкими потолками и свечами на столах. Местные жители могли также гордиться сельским клубом с дорожками для гольфа на восемь лунок, четырьмя теннисными кортами с глиняным покрытием и озерцом с названием Цаплин пруд. На берегах озерца был насыпан привозной песок, мелководные его участки, предназначенные для малышни, были огорожены веревками. Была здесь и служба спасения: восседающая в большом кресле тюленеобразная девушка, дочь директора средней школы. На лодыжке у нее красной резиновой тесьмой был прикреплен ключ от чемоданчика с предметами первой помощи. Такая же тесьма схватывала ее зачесанные назад волосы, прямые и смолистые, как у индейцев. Она не только походила на тюленя, но и, подобно этому ластоногому, любила, полузакрыв глаза, погреться на солнце, но вскакивала всякий раз, когда шумная ватага мальчишек заплывала слишком далеко. Вставив в рот полицейский свисток, она выводила отчаянные трели.

Здесь, на серповидном пляже, летом загорают молодые мамы, но и ранней осенью они приводят сюда детишек, обмениваются за раскладными столиками поселковыми новостями, сплетнями и курят, отщипывая от детских завтраков аппетитные кусочки. «Я дала себе слово никогда не брать в рот зефира, и вот нате — как наркоманка! Жутко растолстела, правда? Но как тут удержаться, когда готовишь пакетик для детей?»

Это Алисса Морисси делится с Фэй Дамхем или Имоджин Бисби. Они познакомились совсем недавно, однако уже позволяют себе говорить все, что взбредет в голову. Все три прелестны, и это объединяет их. Как была прелестна Джинджер Биттинг и ее подруги с загорелыми коленками! Однако теперь Оуэн стал ближе к соблазнительным обитательницам Миддл-Фоллс — он как будто бы переехал с Мифлин-авеню на Вторую улицу. Любительница позагорать, Филлис сошлась с молодыми мамашами и привела троих своих ребятишек. Самого младшего назвали Флойдом — по имени деда со стороны отца. «Они похожи на армейских жен, — докладывала она мужу, — только не такие скучные и грубые. Нет, нет, они ничего, хотя немного манерны. И что забавно, все интересуются чужими детьми и чужими мужьями. Ну и конечно, друг другом. Когда кто-то из них не приходит на пруд, ей все косточки перемоют, правда, по-доброму».

Так уж повелось в Миддл-Фоллс, что каждого здесь изучали, словно рентгеновскими лучами просвечивали, каждому высказывали уважение, каждого ставили на пьедестал. Всем заправляли, разумеется, женщины. Их очарование передавалось мужчинам. Жены и мужья составляли одно неразделимое целое, супруги видели друг друга насквозь, впрочем, иногда не вполне отчетливо.

Причудливое сочетание двух разных людей обладало некой притягательной силой в круговороте вечеринок, собраний, игрищ, пикников, ленчей на скорую руку и гурманных обедов, любительских спектаклей, спевок местного хора, плавания на байдарках, лыжных прогулок и полусонных полухмельных сборищ воскресным днем, заменявших обитателям поселка городские развлечения. Дети были как будто частью этих обрядов. Они ходили на лыжах и катались на коньках, запускали в апреле воздушные змеи и лакомились в августе печеными моллюсками. И все же взрослые старались отдохнуть от самых маленьких — дети беспрестанно возились, ссорились, путались под ногами. Родители усаживали их, чуть не плачущих, по краям лужайки, а сами начинали носиться по ней как угорелые и, подпрыгивая, пытались перекинуть мяч через волейбольную сетку.

Босые полуодетые женщины играли наравне с мужчинами, сталкивались с партнерами, падали, не боясь ушибиться, и снова вскакивали, чтобы занять свое место, точно в сельском хороводе. Оуэн как завороженный взирал на такие странные времяпрепровождения.