Читаем Деревни полностью

В Миддл-Фоллс Оуэн понял, что он в сущности глубоко невежественный и, можно сказать, неполноценный человек. Его умение общаться с другими недалеко ушло от ребячьих игр на детской площадке в Уиллоу. Технологический институт и армия представляли собой некое братство, где каждый был занят своим делом, своим листом бумаги или своим экраном ЭВМ, и прежде всего старался просто выжить. Судьба свела его с женщиной, которая в силу общественных установлений любила его, но в отличие от его мамы не видела в нем бесценного сокровища, какое надо хранить и беречь. Даже бабушка, сдвинув на лоб очки в серебряной оправе, своими слезящимися глазами видела в нем дорогое существо и безумно его любила. Однажды, гуляя на заднем дворе, он почувствовал, что в животе у него неприятно и нестерпимо забурчало, но не сумел воспротивиться зову природы и, плача, побежал в дом — бабушка, не говоря ни слова, принялась подтирать желтую слизь у него между ногами.

Ему не раз снилось: его испражнения заливают постель, стекают на пол, наполняя комнату смрадом, а в нескольких метрах от него обедают люди. При всех высоких оценках и хороших показателях всевозможных тестов, он был совершенно несведущ в самых простых житейских вещах. На первом году обучения в МТИ он неделями не менял наволочку у себя на подушке и удивлялся, почему она становится серой. Стиркой у них дома занимались мама и бабушка, и он никогда не задумывался над тем, каким образом у него в ящике оказываются чистые носки — грязные он просто кидал на пол. Ему в голову не приходило научиться готовить себе пищу. Делать это он предоставлял Филлис, и та с малышом Флойдом на коленях целые часы проводила в кухне, а Грегори и Айрис возились у ее ног. В родительской семье не было денег на спиртное, Оуэн не понимал тяги к нему и, конечно же, не разбирался в винах. Когда они в Нью-Йорке и в военном городке под Франкфуртом иногда принимали гостей, напитками их обносила Филлис.

Жизнь в Миддл-Фоллс казалась Оуэну сплошным развлечением. Каждые выходные кто-нибудь затевал очередную забаву. На детской площадке в Уиллоу он играл только в настольный хоккей, шашки и двадцать одно. Здесь же, уже тридцатилетний, он начал играть в теннис и гольф, бадминтон, научился ходить на лыжах, бегать по пересеченной местности и скатываться с горы, привык кататься в кабине подъемника над ледяными торосами и гранитными скалами, научился плавать под водой, не боясь утонуть. Хоккеем и конным спортом он заниматься не стал, несмотря на то, что мужчины его поколения с детства бегали с клюшкой, а женщины скакали на лошадях. Его научили играть в бридж и немного танцевать, хотя ему было не по себе на людях обнимать женщину и прижиматься к ней. Благо мода на твист и буги-вуги избавила его от этой необходимости.

Здесь, в Миддл-Фоллс, Оуэн прошел полный курс умений и навыков среднего класса. От коренастого краснолицего Джока Дамхема, женатого на хорошенькой смешливой женщине с гибкой фигурой, он узнал, из каких компонентов смешивают мартини, как делать коктейли с коньяком, зачем белое вино разбавляют содовой, каким подавать кукурузное виски (перед тем как положить в стакан лед, туда добавляют немного растворенного сахара). Хозяйственный, вдумчивый, с вечной трубкой во рту Генри Слэйд, который в Коннектикутском управлении налогов и сборов с утра до вечера перекладывал с места на место бумаги, показал ему, что надо делать, чтобы дрова в камине не дымили: свежесрубленные поленья на полгода оставляют во дворе, затем полгода выдерживают в сухом подвальном помещении. Его жена, Ванесса, широкоплечая густобровая простушка с прямым оценивающим взглядом активно занималась общественными вопросами. Новоселам Маккензи она рассказала, за кого голосовать на местных выборах и как сортировать домашние отходы. За неимением заказов свободный художник-иллюстратор Йен Морисси подрабатывал экспертизой в автомобильных делах. У него самого был видавший виды «буревестник» с откидывающимся верхом и новенький зеленый «ягуар». Маккензи наконец тоже купили машину — «студебеккер ларк», автомобиль фургонного типа, в снегопады он буксовал, в дождь не желал заводиться.

Первые два года Оуэн с Филлис снимали квартиру на шумном, загруженном Коммон-лайн, потом, поднакопив деньжат, купили дом подальше от центра поселка, на зеленой Куропатковой улице. Вокруг дома был большой двор, где могли поиграть подрастающие дети, и рощица за прудом, заросшим белыми и желтыми лилиями. Через пруд был перекинут мостик. Теперь обветшавший и поломанный.

Роско Бисби, некогда сельский мальчишка из Вермонта, помог Оуэну починить мостик, показал, как известковать почву и изводить одуванчики, посоветовал, где нужно приобрести хорошую самоходную косилку. За косилкой последовали лопаты и грабли, разбрасыватель минеральных удобрений, машина для рытья ям под столбы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее