Деревня Левыкино и ее обитатели

После зимних боев под Москвой и под Тихвином он со своей частью оказался во второй ударной армии генерала Власова. Летом 1942 года судьба привела его в самый эпицентр разыгравшейся трагедии – в Мясной бор. Он командовал взводом в роте, охранявшей штаб дивизии. Какой дивизии, я не запомнил. Потерявшие между собой связь части этой дивизии были вынуждены действовать самостоятельно. Рота вместе со штабом дивизии пыталась выйти из окружения. Однажды между командирами возник спор, как и куда идти дальше. Никто из них не знал теперь, где находится фронт. Кругом были болота. Брат предложил свой вариант. С ним не согласились, но препятствовать его действиям не стали. Забрав знамя дивизии и, как это описывали в книгах и кинофильмах, спрятав его под гимнастеркой, младший лейтенант повел свой взвод в угаданном им направлении и вышел к своим. Его доставили вместе со знаменем в оперативный отдел дивизии, на участке, где они вышли из окружения. Взводу дали отдохнуть, а затем командира спросили, может ли он снова вернуться к штабу своей окруженной дивизии и передать приказ на совместные действия по выводу остатков дивизии из окружения. Младший лейтенант согласился и пошел обратно болотами в котел. Дошел. Доставил приказ. А потом, как закончил мой брат,– «штаб дивизии с остатками своих подразделений вышел из окружения, а меня наградили орденом Красной Звезды».

Войну Александр Владимирович Ушаков закончил в Германии. Он участвовал в штурме Берлина, а затем встретился с американцами на Эльбе. Был тогда старшим лейтенантом, заместителем начальника штаба полка.

А вот как о своем житье-бытье на войне рассказывал Семен Владимирович Ушаков: «Один раз командир послал наш экипаж в разведку на одну сопку». Я понял так, что это была разведка боем. А Семен продолжал: «Ну, мы съездили, а когда вернулись, то меня наградили орденом Красной Звезды». «Семен,– спрашиваю я,– а за что тебе дали орден Красного Знамени?» А он отвечает, поглядывая на свою награду: «Ротного своего вытащил из горящего танка и вывез из боя». А я дальше: «А орден Славы?» А он опять не торопясь: «Первый за то, что деревню мы одну освободили. А вот второй,– улыбаясь, продолжает Семен,– это уже в Восточной Пруссии, после штурма Кенигсберга. Там я получил Славу II степени. А уже за Кенигсбергом мы случайно в разведке захватили мост. Мой командир экипажа был башковатый. Он приказал мне поставить машину в кювет, чтобы удобнее было держать под обстрелом дорогу. Мы держали мост три часа, до подхода своих. Командиру за это дали Героя, а мне – Первой степени». К концу войны Семен Ушаков донашивал четырнадцатую машину. Тринадцать танков под ним погибли. Три раза был ранен сам механик-водитель. На каком пьедестале теперь стоит его тридцать четверка? И стоит ли? Может быть, неблагодарные наследники нашей Победы в Прибалтике отправили ее в переплавку и этим решили свою металлургическую проблему?

Нет уже в живых Александра и Семена Ушаковых. Много сил и здоровья оставили они в болотах Волховского фронта и на кривых дорогах других фронтов и направлений сталинских ударов. И смерть пришла к ним преждевременно после тяжелого труда уже в мирное, послевоенное время.

Первым с фронта вернулся летом 1945 года старший лейтенант Александр Владимирович Ушаков. Сгрузил он во Мценске из эшелона с демобилизованными свой трофейный «Цундап» и прямо со станции поехал на нем домой к матери Татьяне Фетисьевне в деревню Ушаково. Дорогу-то он знал, но чуть было не проехал мимо своей хаты. А хаты-то не было, на ее месте была землянка. На громкий рык «Цундапа» из входной дыры землянки показалась голова матери. Показалась да и снова исчезла в ее темноте. Она испугалась прекрасного наваждения. Перед ней молодец молодцом на непрекращающем рычание мотоцикле сидел ее сын, весь в орденах и медалях. Фетисьевне впервые повезло. Скоро должна была прийти и вторая радость. А в тот день вся подземельная деревня Ушаково гуляла. Вернулся первый из оставшихся в живых из всех односельчан фронтовик.