Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г.

— Вот тоже и Михайло Андреевич. Богатый мужик был. Сыновья по городам разъехались, а его раскулачили. Поехал он в город, к сыну–коммунисту. А тот его назад отправил. «Невозможно, — говорит, — нам, партийным, с раскулаченным отцом связь поддерживать. Поезжай назад крутись как-нибудь в колхозе»…

Мужик вернулся домой, поступил в колхоз, конюхом устроился. Нам, колхозникам, известное дело, дожидайся глубокой осени. Тогда только, как государству всю положенную норму хлеба сдадут, нам из остатка аванец выдадут.

А лошадям в колхозе в рабочую пору — наше почтение: председатель им муки отпускает. «Потому, — говорит, — колхозники — это иное дело… А о колхозных лошадях у меня от центра точная инструкция есть: скот во время работы кормить как следует, чтобы он вполне продуктивно работать мог».

Ну, так вот, лошади, по сталинской инструкции, кушают овёс, сено, муку. А конюх с пустым брюхом работает. Только слюнки глотает…

Смекнул мужик. Взял в конюшне муки, насыпал целый карман и хотел вечером домой снести. Старуха хлеба испечёт на–славу, — думает. «Вам, лошадки, — гуторит голодный мужик, — кормов хватает. А ведь и мне, любезные, со старухой тоже есть надобно…»

Вечером конюшню закрыл, домой собрался. А тут председатель колхоза нагрянул. Обыскал мужика, приказал высыпать муку в жёлоб лошадям. Ему пригрозил: «Ежели ещё раз повторится, то я тебя, сукина сына, под суд отдам! А наш советский суд за расхищение священной колхозной собственности упечёт тебя, сам знаешь, на десять лет туда, куда Макар телят не гонял!»…

После такого казуса мужик уже боялся брать муку домой. Но голод — не тётка: не даёт покоя… Придумал мужик новое средствие. Когда кормил лошадей, то брал горстью муку — и её в рот да в рот… Пока живота не наполнил. С голодухи муки проглотил много.

Пришёл домой, лёг в постель, стонет. От муки брожение в животе страшное, распирает всего. Ну, рвёт живот на части!.. Всю ночь в корчах мучился… К утру помер мужик — от лошадиного корма…

Татарник, или «сталинская роза»…

На другой день пошёл я побродить по селу, которое стало теперь колхозным.

Боже мой, какое запустение!..

Во многих хатах окна и двери заколочены. Бывшие обитатели их умерли от голода. Другие сосланы. Иные ушли на шахты и новостройки, спасаясь от голодной смерти.

Вся длинная, более километра, сельская улица заросла огромными, до крыш, сплошными кустами колючего растения, которое в здешних краях носит двойное название: «колун», или «татарник». Из–за высоких колючих кустов едва виднелись почерневшие крыши избушек.

Раньше через все село пролегала широкая улица, с дорогою по ней. Теперь ни улицы, ни дороги нет. Вся улица заросла сплошными зарослями «колуна». А вместо дороги осталась только тропинка между колючими кустами…

Кое–где по тропинке брели, пошатываясь, какие–то тени, как могильные привидения. Это бабы–колхозницы. Худые, истощённые, словно скелеты. В одних только грязных рубахах…

Не село, а пустырь, заросший «колуном–татарником». Колючие джунгли колхоза…

Сорняк этих джунглей прозван «колуном» за свои колючки. Все его могучие стебли, все листья и оболочки цветов его, пушистых розовых бутонов, все это покрыто колючками. Это настоящий ёж растительного царства. Скот не мог есть этого колючего растения. Дети накалывались на колючки. Крестьяне очень не любили этот колючий сорняк и лопатами уничтожали его с корнем. Поэтому прежде «колунов» в селе было немного: на окраинах пустыря, около речки.

А теперь этот колючий кустарник занял весь пустырь. Он вошёл в само селение, подступил к стенам каждой хаты. Полонил, задушил все колхозное село…

И это глубоко символично…

Этот колючий кустарник с давних времён носит другое характерное название — «татарник». Лев Толстой упоминает об этом «татарнике» в своей повести «Хаджи Мурат». Упоминает о «татарнике» Пришвин в своих произведениях. Таким образом, писатели свидетельствуют о том, что любопытное прозвище этого растения в России широко распространено.

Можно с уверенностью предположить, что это второе имя дано ему в те далёкие времена, когда татарское нашествие опустошило русскую землю. Селения превратились тогда в пустыри и заросли «татарником», историческим свидетелем «басурманского нашествия». И характерное прозвище это сохранилось с тех седых времён до наших дней.

В наши времена, российская деревня переживает новое «басурманское нашествие», большевистско–колхозное. И снова опустошённую деревню полонили джунгли «татарника»…

Мужички называют его теперь по–новому: «колхозный цветок», «сталинская роза»…

Каждому посетителю сталинского музея в городе Гори, на Кавказе, на родине большевистского вождя, выдаётся подарок — великолепная красная роза из музейного сада. Подарок от имени революционного вождя — на память о красном его образе…

У крестьян Россини «отец народов» отнял землю, лошадей, скот, все имущество. У миллионов — отнял жизнь родных и близких. И подарил колхозникам на вечную память о себе колючий, кровавый «колхозный цветок», «сталинскую розу»…