Деревня на Краю Мира

– Юль, а Юль, – голосила одна из баб, рыжая, в линялой жёлтой майке и ярко-малиновых велосипедках, – Ну чё? Будут твои чо ли?

– Да, не знаю, Наташ, – отвечала ей, по-видимому, Юля, – Они теперь городские, хоть и не столичные, а всё туда – нос воротят.

– Дурачьё молодое, – сказала женщина в зелёном растянутом платье без рукавов, седина и лёгкий фиолетовый оттенок кудрей сразу выдавали в ней особу более старшую, более умудрённую опытом, полную “народного” знания. Она не стала разочаровывать случайного слушателя, и поучительным тоном выдала, – Потом пожалеют, да поздно будет!

Остальные женщины согласно закивали.

– Пошли отсюда, скорее пошли, – рука Александры была холодна, как лёд, зато сердце, как бы это ни было странно, билось, словно горящая птица, пойманная в клетку.

Валечка разглядывала всё не без интереса. Она не спешила уходить. Она, конечно, на самом деле всё это видела и помнила. Но впервые осознание было столь ярким и впечатляющим.

– Хорошо, – протянула она, заглядываясь на блестевший в закатном солнце купол колокольни. Только сейчас поняла она, что было очень странно, что вечером разошлись облака, и луч света спустился на землю не сбоку, а с самого-самого верха.

– Как печально, – прошептала Валечка.

А старуха, напуганная собственной внучкой, вдруг сорвалась:

– Что!? Что?! Что ты там шепчешь?! – выкрикнула она и прошептала тихо-тихо – Чёртово отродье.

Валя дёрнулась, как от пощёчины, а Александра, осознав, что только что сказала, забормотала, словно ничего не имела в виду, быстро-быстро зашагала, крепко держа внучку за руку, она даже не оборачивалась, так ей было стыдно.

– Прости меня, дуру старую, – тихо в баранку руля сказала Шура, когда они уже сидели в нагретой солнцем “буханке”.

Валя вздохнула, но это был такой, примирительный вздох из разряда: “Что уж с тобой, бабуля, поделать!”

До дома они обе добрались без приключений, не встретив ни полиции, ни милиции, ни лихих людей. Александра, пусть усталая и разбитая, но выскочила из машины первой, бросилась проверять Санька, а тот, как валялся на старом, разбитом топчане с утра, так и продолжал дрыхнуть, пьяно похрапывая перегаром.

– Бабушка, – Валя выглянула сбоку от забора.

– Иди-иди отсюда, – страшным шёпотом выдала старуха, – Иди, пока он спит.

– Его нечего больше бояться, бабушка, – по-взрослому серьёзно и одновременно по-детски звонким голосом сказала Валя.

– Нет, – упёрлась Александра, – Уходи. Уходи, я сказала.

Валя хмыкнула, но отошла. Она настолько была поражена открывавшим перед ней миром, что ей было интересно совершенно всё. И ей было без разницы за чем наблюдать: за спящим алкоголиком или за бабочками, весело порхавшими вокруг цветов, или за небом, прекрасным и таким далёким, или за птицами, пусть даже самыми обыкновенными. Для неё весь этот мир был удивителен. Она и раньше всё это видела, но вся её душа вместо того, чтобы воспринимать красоту окружающего мира, отдавала все силы на борьбу с демонами.

– Как красиво! Как же красиво! – вырвалось у неё из груди, и в этом возгласе было всё: и счастье от избавления, и мука за все потерянные годы.

В это время Шура мрачно осматривала пьяного Сашку. Судя по всему, спать ещё будет долго. У неё на миг возникло невероятно сильное желание тюкнуть этого урода чем-нибудь, чтобы он так и не проснулся. Но… Но впечатления от обряда были столь сильны, что Шура теперь настороженно вглядывалась в каждый куст и каждый камень, не то ощущая, не то боясь обнаружить душу за ними. Сплюнув и зло оглядев алкоголика, Шура направилась домой. Убивать камнем она его не будет, она лучше сварит самогону покрепче. Тем более, что Сашка вконец обнаглел, и стал утверждать, что “больная Валька” его чуть не загрызла, и, если Шура не хочет, чтобы он… Далее шли вариации на тему: от заявления в милицию или психушку, до собственноручного “решения проблемы”. Поэтому он считал, что “Шурка” (он теперь обращался к ней только так, только пренебрежительно) обязана ему самогон бесплатно поставлять. А Шура Иванна была только и рада. Пару раз он пробовал денег стрельнуть. Но денег ему не дали. Шура изобразила на лице страшное горе, мол, пенсии не хватает, а пенсия нескоро, а пока только с огорода и кормимся с Валюшкой, мол, но ты уж, Сашенька, не побрезгуй, возьми, вот… И шантажист вновь получал большую бутыль самогона.

И в этот раз Шура решила заняться зельеварением. Нет, не полностью умер в ней материн дар. Когда хотела сделать добро, славно выходило, и люди к ней тянулись, когда же со злым намерением, то маялись от её услуги. Вон, тот же Санька, как напьётся, лежит, как мертвый, и голова у него болит, и спит долго, каждый раз, как Шуре “буханка” его нужна, так и спит-не-проснё-о-тся.

– Валя, Валя, – звала старуха внучку, – Вот же егоза! – воскликнула Александра счастливо, словно “егоза” было лучшей похвалой в мире. Впрочем, для этих двух женщин именно так и было.

– Бабуля! – Валя выскочила из-за калитки их собственного дома. За разросшимся кустом шиповника её было не видно.