Деревня на перепутье

— Поможем, поможем, — покровительственно говорит Вардянис. — «Молодая гвардия» старых друзей не покинет. Дали вам элитные семена и еще дадим, если понадобится. Подсобим. Но и самим зевать нечего. Возможностей хоть отбавляй. Одни Каменные Ворота чего стоят! Я бы давно уже договорился с мелиораторами, осушил бы. Был бы торф и на подстилку, и для удобрения, да и кормокухни зимой им топить можно. Все халатность…

— Когда деньги есть, известное дело… — буркнул Мартинас.

Вардянис с этим не согласен. Он вспоминает первые годы существования колхоза. Концы с концами не сходились. Надо было строить общественные здания, силосные башни, оборудовать водопровод. А материалов — нет. Кое-что ни за какие деньги нельзя было достать. Вот хотя бы и этот водопровод. Сколько намучились, намерзлись, сколько неприятностей вытерпели, пока построили водокачку. По ночам, будто воры, ездили к железной дороге, разрезали на куски сошедшие с рельсов, разбомбленные цистерны, везли домой, там сваривали. Кто-то донес. Обвинили в расхищении государственного имущества. Могло все неладно кончиться, но райком заступился, удалось откупиться строгачом.

— Неприятно такие вещи вспоминать, — кисло улыбаясь, заканчивает Вардянис. — Хотел людям добра, а тебе шишку набили. Вредитель, несознательный элемент… Но когда ты знаешь, что твоя правда, никакие шишки не страшны. Мути воду сколько хочешь, правда, она как золото, все равно на дно сядет. За правду, молодые! Вам, надеюсь, не придется резать разбомбленные цистерны, но без шишек уж точно не обойдетесь, если будете думать, гореть, а не коптить небо. За успехи в учебе, будущий агроном! — Вардянис встает, поднимает рюмку и пьет, ни с кем не чокаясь. На узкой груди неприметного человечка пестреет ленточка высокого ордена.

— У Бируте шишка уже есть — мать набила, — крикнул кто-то с другого конца стола.

— Поздравляю, поздравляю…

Сидящие ближе к двери затягивают песню. Поначалу она звучит на одном конце стола, но постепенно вступают все новые и новые голоса; песня разбегается как огонь в лесу, перескакивает с человека на человека, со стола на стол — и вот уже вся изба гудит словно стоголосый орган:

Эх, молоды-ы-ые, чего погрустнели,
Эх, молоды-ы-ые, чего погрустнели?
Что лица мрачнеют да глазки темнеют?
Неужто ю-у-уности жаль?

Наш ты Таду-у-укас, не плачь, не рыдай-ка,

Наш ты Таду-у-укас, не плачь, не рыдай-ка:
Жена не воро-о-она, одна из миллио-о-она.
Хорошая доярка, веселая танцорка.
Стоит ли ю-у-уность жалеть?

Наша Биру-у-уте, не плачь, не рыдай-ка,

Наша Биру-у-уте, не плачь, не рыдай-ка:
Взяла агроно-о-ома, муж на миллио-о-она.
Ученый, пристойный, старших достойный.
Стоит ли ю-у-уность жалеть?

Хозяйки зажигают лампы, несут на стол холодные кушанья. В гуле песни не слышно, о чем они перекликаются. Кругом раскрытые рты, разгоряченные лица и единый громогласный рев.

Борода Робинзона мелькает то тут, то там. Теперь он схватил примусную лампу — будто комета летит через двор в сонный сарай. Там тоже поют. Заводит Магде Раудоникене:

Оба — младший и старик —
Григасы секретари.
А Бируте-то, доярка,
Станет сразу секретарка.
Как пойдут потом ребята,
Будут все секретарята.

Но собравшаяся за другим столом молодежь ей не подпевает и, коротко посовещавшись, затягивают свою. Хорошие слова, резвая мелодия. Новая песня. У каждого рот сам раскрывается, хочет подтянуть, да многие слов не знают. Так что разевают рты, подхмыкивая, а несколько стариков, вспомнив молодость, заводят на другом конце сеновала.

Как молод я был, всех девок люби-и-ил,
Да и меня люби-и-или…
…Будут все секретарята.
Тра-ля, тра-ля, ля-ля-ля! —

изо всей мочи вопит хор, не давая Магде спуску.

Но вот молодежь, словно сговорившись, замолчала, встала и запела:

Наших музыкантов мыши задрали,
Наших музыкантов мыши задрали —

Музыканты, малость поважничав, медленно встают из-за стола и идут в свой угол в пустом конце сарая. Пятрас Интеллигент берет в охапку аккордеон, маленький Пауга кладет подбородок на скрипку, Бурба Лодырь садится за барабан.

Гоялис с тяжелым пыхтением (опять переел, чтоб его нелегкая!) залезает в свою трубу как лошадь в хомут.

В избе суматоха: Винце Страздас предлагает выпить за председателя. Все рады, хлопают в ладоши. Но вот встал Арвидас: он-де хочет дополнить.