— Ах плохо пишешь? — поиздевался сержант. У него во рту оказались серебряные зубы, которые, когда он смеялся, поблескивали, точно шляпки гвоздей.
Антону казалось, что сейчас они вонзятся ему в руку.
— Тому, кто не умеет как следует писать, не место среди стражей государственного порядка! — Сержант уже хотел взять обратно бумаги, которые только что дал.
— Погодите! — воскликнул один из айзсаргов. Мрачный, солидный человек со шрамом во всю левую щеку. Антон увидел у него на погонах две звездочки. — Если господин Виксна велел подготовить документы, то его распоряжение надо выполнить. Идемте со мной!
Айзсарг вывел Антона на лестничную клетку, они поднялись на второй этаж и остались наедине в небольшой комнатке с канцелярским столом, пишущей машинкой, телефоном и огромным шкафом — до самого потолка.
— Сядьте и расскажите о себе все: кем были, что делали! С самого детства по сей день. Только берегитесь утаить что-нибудь или, упаси бог, солгать! Вы знаете, что грозит за ложные показания?
— Божья кара. — Антон провел ладонью по взмокшему лбу.
— Божья кара — это уже потом, после смерти. А на этом свете — военный суд и тюрьма. — Айзсарг посмотрел на Гайгалниека ледяным взглядом. — Дача заведомо ложных сведений о своей личности — государственное преступление.
— Ничего не скрою. Святая богоматерь мне свидетельница…
— Тогда говорите! Сколько вас детей у родителей? Где теперь братья, сестры, остальные родственники?
— Братьев нет. Были две сестры. — Антон словно проглотил сухой комок. — Одна еще молодой умерла от оспы, другая — когда третьего ребенка родила.
— В Совдепии, по ту сторону Зилупе, родственников нет?
— Нет.
— Ладно, рассказывайте все по порядку!
Однако рассказывать все по порядку было не так-то легко. Антон Гайгалниек никак не мог отличить важное от маловажного, рассказ его затянулся, и айзсаргу ничего другого не оставалось, как спрашивать самому. Спрашивая, он также хотел выяснить, почему крестьяне деревни Пушканы в страду целыми днями пропадают в Даугавпилсе.
— Значит, хотели военнообязанного освободить от выполнения долга, — холодно сказал айзсарг. — Не по-государственному мыслите, гражданин Гайгалниек. Совсем не по-государственному. Вам чуть было не доверили обязанности стража порядка, а вы ради какой-то там деревенской общины участвуете в преступном деле. Может быть, вы и в айзсаргскую организацию проникнуть хотите, чтобы использовать это на благо деревенской общины? В свободной Латвии не может быть никаких общин, не отвечающих национальным интересам. Не может быть интересов родственных, соседских, а только высокие общегосударственные интересы. Айзсаргу отец не отец и брат не брат, если они не мыслят национально, у айзсарга есть только мать Латвия, и ее именем приказывает ему ближайший начальник.
Айзсарг взял лист бумаги и быстро вышел из комнаты. Антон слышал, как зловеще проскрипели сапоги в коридоре, затем на лестнице.
«Конец! Прощай, форма!» Ах, почему он так глупо поступил? Зачем связался с Тонславом? Зачем вздумал спасать Езупа? Если бы можно было случившееся сделать не случившимся, он первым сказал бы высоким начальникам: «Схватите Езупа!»
Через какое-то время айзсарг вернулся. Прошел вплотную мимо Антона, сел на стул и поднял глаза на отчаявшегося парня.
— Напишем прошение и ответим на вопросы. Предупреждаю: в волости вы везде и всегда должны будете подчиняться господину Озолу и, конечно, начальнику полиции.
— Я без их ведома шагу не ступлю! — Антон вскочил на ноги.
— Айзсарг в волости — око и ухо государственной власти. Он все видит, все слышит и все запоминает! Помнит каждое слово, сказанное в защиту красных, помнит, кто сказал его.
— Буду помнить, господин начальник!
— А об этом парне, об этом Езупе, когда спустимся вниз, вы еще раз расскажете уездному начальнику. Может быть, начальник найдет целесообразным на какое-то время его призыв в армию отложить. Ибо важно и то, чтобы окрестные жители айзсаргу доверяли. Вы понимаете?
— Так точно! — Антон поднес руку к голове, желая козырнуть, но тут же отдернул. Черт подери! Ведь без шапки он.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Уже второй день шел дождь. Тихий и мелкий осенний дождь. Крохотные водяные синички, друг дружку догоняя, отвесно падали с неба. И земля казалась такой же неприветливой, как скользившие над ней свинцово-серые облака.
В дождь вся деревня Пушканы погружается в усталый покой. Люди остаются в избах или под навесами. Иной чинит сломанный рабочий инструмент, иной возится с упряжью, а иной латает обувь. Делают это не спеша и, кончив работу, забираются на скирду сена, на сеновал поспать, укрывшись пиджаком или другой одеждой. На некоторых дворах в дождь спит вся семья. Только пастушок, накинув на плечи лоскутное одеяло, бредет в дождь за стадом и, дрожа от сырости, поглядывает в сторону деревни. Не вспомнит ли кто о нем из домашних? Не подменит ли, не отпустит ли погреться?