Дерево красной птицы

– Приветствую вас, генерал, – сказал Даон. – Господин Мунно предлагает вам увести войска, иначе пятьсот пленных когурёских солдат будут казнены и вывешены по периметру крепостной стены.

– Да как ты смеешь угрожать нам?! – разъярился Манчун, который, видимо, обманулся в собственных ожиданиях, что мохэсцы пришли сдаваться.

Чильсук жестом остановил его.

– Мы не уйдем, пока не вернем крепость. Передай это своему господину. Ни на какие уступки мы идти не намерены.

Даон криво усмехнулся, будто услышал именно то, чего и ожидал. Эта ухмылка красноречиво показывала то, каким ничтожеством он считает главнокомандующих Когурё, которым совершенно не жаль своих людей. Он не раз говорил об этом, и ответ ее отца, к сожалению, только подтверждал его слова.

Кымлан обожгло стыдом вперемешку с ненавистью. Она ненавидела себя за это, но не могла не думать о том, что Даон прав. Ее страна совершенно не ценила, не щадила и ни во что не ставила людей, которые верно служили ей.

– Другого я и не ждал, генерал, – отозвался Даон и, поклонившись, покинул шатер.

«Нельзя, нельзя позволить нашим людям умереть! – мысленно кричала Кымлан. Воспоминания о казненных солдатах и Чаболе переворачивали нутро. – Нужно сделать все, чтобы их спасти!»

Она запоздало бросилась вслед за Даоном и нагнала его уже на окраине лагеря.

Он обернулся к ней, пригвоздив к месту тяжелым взглядом.

– Значит, никто из нас не избежал этой участи. Судьба все-таки столкнула нас против друг друга в битве, – сказал Даон и, как ей показалось, с сожалением покачал головой.

– А на что ты рассчитывал? – вскипела Кымлан. – Думал, что я останусь в стороне, пока моя страна в опасности?

– Никто из нас не отступится, но мне жаль, что ты оказалась по другую сторону от крепостной стены, – печально ответил Даон и зашагал прочь из лагеря. Кымлан смотрела ему в спину, утопая в сожалениях, что ей придется направить меч против людей, которых она когда-то хотела уберечь от смерти.

На рассвете следующего дня войско вышло на штурм.

Кымлан металась по шатру, дрожа от страха за отца. Как командующий армии, он не был в первых рядах нападающих, но в голове все равно рисовались страшные картины его гибели.

Не выдержав, она кинулась к коновязи, оседлала Исуга и помчалась к месту боя. Оставаясь вне зоны досягаемости стрел, она с ужасом наблюдала, как горят осадные орудия, как одна за другой падают охваченные огнем лестницы. Металась из стороны в сторону и содрогалась от чудовищных ударов, сотрясавших стену, выстроенную самими же когурёсцами. Даже издалека было понятно, что мохэ прекрасно подготовились и отражали натиск без особых потерь. Они лили сверху кипящее масло, пускали горящие стрелы, и предсмертные крики когурёсцев устремлялись прямиком в истерзанное сердце Кымлан.

Она пыталась разглядеть отца, но не могла найти его в этом бушующем море людских тел. Исуг нервно перебирал ногами, не понимая, бросаться ему в бой или повернуть назад. Кымлан и сама этого не знала. Все ее существо рвалось туда, на помощь гибнущим когурёским солдатам, но она не смела ослушаться отца. Он ей этого не простит и, чего доброго, отправит домой.

Штурм длился до вечера. Наконец, низкий гул рога призвал воинов отступать.

Кымлан немного отпустило. Все закончилось, и она скоро увидит отца.

Она стояла на окраине лагеря и высматривала его в медленно двигающемся войске. Солдаты хромали, кого-то несли на руках, а некоторые падали прямо в строю. Пораженную армию возглавлял командующий, и у Кымлан от облегчения чуть не подкосились ноги. Отец цел!

По возвращении Чильсук с мрачным видом выслушивал в шатре командиров других подразделений. Отряд, который был отправлен к северным воротам сражаться с армией мохэ, тоже потерпел неудачу. Увидев, в каком удрученном состоянии пребывает отец, Кымлан не стала донимать его лишними вопросами и ушла к раненым, оставив его отдыхать.

Стоны и крики заполонили лагерь. Кымлан проходила между солдатами, глядя на их увечья, и в ней крепла решимость ослушаться отца и поступить по-своему. Сотни убитых, сотни раненых… Смотреть на это было невыносимо. Сколько еще нужно положить людей, чтобы взять эту проклятую крепость? Она боялась даже представить, что сейчас чувствовал отец. Как потом смотреть в глаза родным, чьи мужья, братья и сыновья погибли, исполняя его приказ? Что говорить тем, кто лишился единственных кормильцев и теперь не знали, как жить дальше?

Наступила ночь. Кымлан долго бродила возле лагеря, раздумывая и взвешивая все за и против.

Крепость Хогён темнела далеко впереди угрожающей черной громадой. Выжженная земля перед воротами все еще дымилась от догоравших орудий и мертвых когурёских солдат. Неприступная стена так и не поддалась, надежно укрывая внутри Мунно. Наверное, он сейчас тоже подводит итоги сражения, отдает приказы, подсчитывает раненых и убитых. И, возможно, вместе с Даоном празднует победу. Это была первая в истории победа мохэ над Когурё. Что ж, тут есть что праздновать…