Дерево-людоед с Темного холма

Этот дамский угодник, похоже, предпочитал высоких фигуристых женщин, походивших на европеек, а не миниатюрных японок, облаченных в кимоно. Возможно, именно поэтому меня с раннего детства заставляли слушать Шопена и Листа, учиться игре на пианино и скрипке. В итоге я поступила в миссионерскую школу в Йокогаме, где треть учителей были иностранцами. Почти сразу после моего поступления бóльшая часть из них уехала из страны.

Это было прекрасное время. У меня нет обиды на отца. Единственным его желанием было, чтобы я выросла прекрасной женщиной, вызывающей у всех восхищение, и никогда ни в чем не испытывала бы нужды. Отец даже хотел в конце концов завещать мне семейный бизнес.

На время учебы в школе я покинула семью и жила в доме, расположенном в здании в западном стиле на холме Кураями. Судьба – странная штука.

Восхищавшийся Западом отец попросил директора стекольного завода господина Ота – своего давнего партнера по бизнесу – приютить меня, пока я учусь. Тот согласился, хотя раньше никогда не принимал в своем доме постояльцев.

Я так и не смогла подружиться с этой семьей. Директор Ота, кажется, завел любовницу и редко появлялся дома, а его жена, полагая, что я в курсе происходящего, была холодна со мной и временами вела себя враждебно. Я мечтала о том, что однажды съеду и найду себе другое жилье, но в довоенные времена для молодой девушки это было невозможно – а кроме того, могло плохо повлиять на рабочие отношения между отцом и пришедшим ему на выручку господином Ота.

Я проводила много времени, запершись в своей комнатке на третьем этаже, за чтением или игрой на оргáне. Упражняться в музыке я могла только в определенные часы, поэтому очень много читала в одиночестве. Госпожа Ота не отпускала меня в кино или театр. Купленные мною книги она чаще всего отбирала, а если я возвращалась позже обычного, непременно звонила в школу с жалобами. Ей нравилось все больше ограничивать мою свободу.

В 1941 году наша жизнь резко изменилась. Мир вокруг стал странным и пугающим. По всему городу звучали отголоски военного насилия, а госпожа Ота стала особенно озлобленной – всю злость и обиду за развалившийся брак она вымещала на мне.

Она бывала довольна, только если я сидела взаперти в своей комнате. Стоило мне чуть позже обычного вернуться из школы или сделать по пути небольшой крюк, как она приходила в бешенство.