Дерево с глубокими корнями: корейская литература

Три-четыре месяца назад капитан успешно выполнил важное боевое задание, и благодаря этому войска смогли отбить стратегические высоты у северян. Тогда его в виде поощрения отпустили в увольнение, и по дороге в Пусан он провел ночь с той женщиной.

Женщина рассказала, что незадолго до отступления, 4 января, когда войска северян захватили Сеул, она работала в одном из кабаков в столице. И вот однажды вечером она увидела, как какую-то девушку преследуют три американца. Женщина вывела несчастную через заднюю дверь, и тогда мужчины накинулись на нее. В темноте она даже не могла различить их лица. Потом потеряла сознание и очнулась, когда тусклый луч рассветного солнца пробился в ее окно. И вот в день встречи с капитаном она случайно увидела на улице ту самую девушку, но поначалу не узнала ее. Девушка первая окликнула женщину, и, подбежав к ней, стала благодарить ее со слезами на глазах. Другие бы с презрением отнеслись к продажной женщине, а та девушка искренне переживала за нее и спросила, может ли она что-то сделать для своей спасительницы.

Капитан, выслушав всю историю, резко спросил ее:

— И что, ты опять готова валяться до рассвета без сознания, лишь бы потом перед тобой извинялись и благодарили?

Она ответила, зажигая сигарету:

— Не знаю… С той девушкой все вышло само собой. Если вдруг снова случится что-то похожее, может, поступлю так же, а может — нет. Не знаю.

Капитан размышлял сейчас о том разговоре. Если подумать, то и он на поле сражения ставил себя под удар, чтобы спасти других. И в опасных ситуациях тоже совершал поступки, которых сам от себя не ожидал. Вдруг его пронзила мысль. Когда он спорил с той женщиной, разве где-то в глубине души он не считал, что это правильно — поставить себя под удар ради кого-то другого? И разве он не хотел, чтобы та женщина еще раз пожертвовала собой, чтобы спасти кого-то, если снова случится что-то подобное?

И тут умирающий капитан, глядя в сгустившуюся мглу, понял: он не вправе требовать, чтобы та женщина жертвовала собой ради других. Люди, оценивающие ситуацию со стороны, не смеют судить о действиях тех, кто находится в опасности или на войне. И какой бы выбор капитан ни сделал, осудить его никто не имеет права.

Капитану захотелось с кем-то поделиться этой мыслью. Но его окружала лишь густая мгла. Наконец и он забылся сном.

Когда рассвело, они снова двинулись в путь. Им приходилось делать привалы намного чаще обычного. Рядовой Ким тоже снял армейские штаны и сапоги, чтобы идти стало хоть немного легче. Идти босиком по горным тропам трудно, но сапоги стали невыносимо тяжелыми. Из мелких ран на сбитых ступнях сочилась кровь. Но они должны были идти дальше, и не по мягкой земле, а по каменистой тропе.

Везде, куда ни простирался взгляд, их окружали безлюдные горы и застывшие в мертвом оцепенении долины. Как ни вслушивался капитан, звуков родной артиллерии не доносилось: стояла жуткая тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание рядового. Но капитан продолжал вслушиваться — нельзя было упустить ни единого звука.

Потом он предложил рядовому сделать привал у родника, утолить жажду и продолжить путь. Тот спросил, где находится родник. Капитан объяснил ему, куда идти, и через какое-то время между камнями действительно показался журчащий ручеек.

За весь день они не прошли и пяти километров. В пути им удалось поймать несколько лягушек, но их пришлось есть сырыми.

Рядовой шел, согнув колени и так сильно наклонившись вперед, что казалось, будто он крадется. По мере того как все ниже и ниже склонялась голова рядового, все слабее и слабее становилась надежда капитана выжить.

Ближе к вечеру они поднялись на какую-то гору, и вдруг мимо них, хлопая крыльями, пролетела черная ворона и скрылась за крутым обрывом в нескольких шагах от них. Рядовой Ким подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Там уже сидели две-три черные птицы и жадно что-то клевали. Труп человека. С первого же взгляда спутники поняли, что это тело лейтенанта Хёна. Когда они его видели в последний раз, на нем была та же одежда: рубашка, армейские штаны и сапоги.

Вороны, терзавшие лицо покойного, прервались на мгновение, чтобы посмотреть на прилетевших собратьев, что-то прокаркали и продолжили пиршество. Они уже успели выклевать глаза, оставив только пустые зияющие глазницы.

Увидев это зрелище, спутники бессильно осели на землю. Ужасная участь, постигшая лейтенанта, ввергла их в отчаяние. Последние надежды выжить рухнули.

Через некоторое время рядовой встал и, шатаясь, снова подошел к краю обрыва. Поднимая камни с земли, он принялся кидать их в ворон. И всякий раз прожорливые твари с карканьем взлетали и снова садились на прежнее место.

Рядовой опустился на землю в изнеможении. Посмотрел на лежащего неподалеку капитана. Тот не двигался, и глаза его были закрыты. Вдруг рядовой всем телом почувствовал: рядом с ним — смерть — ощущение, которого не было даже на поле боя во время ожесточенной битвы. Завтра вороны выклюют глаза и ему. Он хотел бы умереть раньше капитана, чтобы не видеть, как черные птицы будут жадно терзать его плоть.