Читаем Дерево всех людей полностью

– Гея родила Раю, мать богов и людей. Гера – внучка. Так же застонал и начитанный Степа, когда все это услышал от Люстры.

– Гера богиня, а Геракл человек. Или ты хочешь сказать, что Геракл был раньше Зевса?

– Именно, – сказал Люстра. – Раньше мира вообще. Коли Ге и два Ра – первобоги, то дура и дурак, гера и герак – перволюди. «Все от Ра» – вот он, древнейший языкообразующий принцип миропонимания. Гера стала богиней, потому что был матриархат. Она просто обожествленная женщина. Все остальное, и Уран-небо, и Гея, и Зевс, и Посейдон, и Аполлон, и прочие Амуры шуры-муры, – это уже песни, и возникли они лет этак тысяч на пятнадцать позже Геракла. Тогда Геракл и получил к своему имени греческое окончание «л».

Еще в девятнадцатом веке наш соотечественник Александр Дмитриевич Чертков построил гипотезу о происхождении праязыка в восточном Средиземноморье. Но я знаю об этой гипотезе лишь то, что автор ее был героическим участником Отечественной войны 1812 года.

Но почему Гера и Геракл так не ладили? Почему Гера всячески унижала героя, гнула его и ломала?

– Потому, – говорил мой друг детства очкарик Люстра, который плакал над Иванушкой-дурачком, – что при тогдашнем диком матриархате мужиков-героев не уважали, заставляли даже надевать женские одежды и завиваться. Тогда был самый расцвет литого женского владычества. А тринадцать подвигов Геракла символизирует победу патриархата.

– Подвигов было двенадцать.

– Двенадцать – не главных. Тринадцатый, главный – победа над тетками!

Вся нарисованная выше концепция происхождения слова «дурак» от солнца и воды – принадлежит Люстре.

Люстра, склоняю голову перед тобой, как и тогда, в детстве, когда мы со Степой признали в тебе махатму, хоть ты и заплакал от злости и ревности.

В сказках всех народов земли героем и победителем всегда оказывался просто человек. Видимо, и в сказке о трех братьях наложились друг на друга два начала: память о трагедии установления добрыми молодцами классового общества и мечта с победе человека и справедливости над злом и корысть…

Историки, лингвисты, филологи, возможно, и посмеются над этой теорией моего друга Люстры, но не потерял еще актуальности и тот факт, что устами младенцев глаголет истина. Для меня же этот интуитивный прорыв в глубины ветхого времени ценен истинностью и благородством задачи.

Люстра был моим одногодком, но пониже и похлипче. Одно время он рванулся в накачку мускулов подтягиванием и толканием от плеча булыжников и металлолома, но врачи остановили его, сказали: «Геркулеса из тебя не выедет, пробивайся потихоньку в Архимеды. Не торопясь. Не надсаживаясь». Мог Люстра позволить себе лишь легонькие нагрузки из-за слабости глаз. На его воинственном бледном носу тяжело сидели очки с толстенными стеклами. Носил Люстра свои очки на широкой резинке через затылок, чтобы, даже подумать странно, не сорвались они и не «дрызнулись».

Люстра всем врал, что очки его сделаны из какого-то специального «параллаксного» хрусталя, который лишь немногим дешевле алмаза. «На эти люстры, если купить, пять материных зарплат уйдет, мне по собесу дали как особо одаренному умом».

Люстрина стриженная голова казалась стеклянной от блеска этих самых очков.

Спрашивается – чем от нас пахло тогда? Наверное, серой, поскольку мы каждый божий день изобретали порох. Люстра, к тому же, был наглым типом. Девчонок он уверял, выколачивая нос о забор, что пока «болел соплями», чихал и кашлял, выучил английский язык и теперь может запросто трепаться с иностранными чифами про Сингапур, Гонконг, а также шикарный порт Сакраменто. Ему нравились названия буржуйских городов и, нечего греха таить, нам они тоже нравились: Ливерпуль, Касабланка!..

Люстра врал замечательно – сейчас уже так не врут, он, можно сказать, мечтал вслух, мечты его были столь своевольны и так бесстыдно спроецированы на возвеличивание самого себя над всем нашим дворовым товариществом, что мы со Степой поколачивали его иногда за чрезмерность. Поэтому мы, мягко говоря, не сразу поняли суть и дерзновенность его откровении.

Мы ржали, как ослы на маковом поле, как мустанги, наевшиеся крапивы. А вы бы что сделали в ответ на заявление вашего друга Люстры о том, что дураки – дети солнца?

Мы лежали на пыльной траве на нейтральной поляне, не принадлежащей ни дворам, ни улице, ли кургузому садику с железной решеткой, а он встал и ни с того ни с сего принялся доказывать, что язык людей начался от Ра. Мол, имя солнца было той естественно-великой и естественно-правильной точкой отсчета.

– От Ра отрада…

Он был так надут превосходством, что, когда махнул, как Пушкин, рукой, нам показалось, что очки его полетели вверх и закружились над его головой.

– А дурак? – закричали мы вопросительно.

– Разумеется… – Он объяснил нам происхождение слова «дурак», и когда мы устали ржать, икать и хрюкать, когда вытерли слезы, размазав пыль на щеках, Люстра сказал:

– «Аз» – значит «первый», «истинный»?

Мы согласились.

– Что значит «раз»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Прочая научная литература / Образование и наука / Публицистика / Природа и животные
Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
1941 год. Удар по Украине
1941 год. Удар по Украине

В ходе подготовки к военному противостоянию с гитлеровской Германией советское руководство строило планы обороны исходя из того, что приоритетной целью для врага будет Украина. Непосредственно перед началом боевых действий были предприняты беспрецедентные усилия по повышению уровня боеспособности воинских частей, стоявших на рубежах нашей страны, а также созданы мощные оборонительные сооружения. Тем не менее из-за ряда причин все эти меры должного эффекта не возымели.В чем причина неудач РККА на начальном этапе войны на Украине? Как вермахту удалось добиться столь быстрого и полного успеха на неглавном направлении удара? Были ли сделаны выводы из случившегося? На эти и другие вопросы читатель сможет найти ответ в книге В.А. Рунова «1941 год. Удар по Украине».Книга издается в авторской редакции.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Валентин Александрович Рунов

Военное дело / Публицистика / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное