Дерево забвения

Одержимый страданиями, которые причиняет род людской разным видам животных, он переписывает длинные пассажи из книг, тех, что берет в библиотеке, продолжая их собственными мыслями, комментариями и вопросами. Он заполняет крупным ровным почерком желтые блокноты один за другим. Переписав первые главы Книги Бытия, где Бог дарует человеку право называть животных земных, морских и небесных, он окружает эти цитаты восклицательными знаками.

Плохое начало, черкает он на полях. Полная глупость. Ясно выражаясь, Бог не существует вне человеческого мозга. Он лишь проекция наших собственных недостатков. Мы создали его по образу и подобию своему: гневливым и эгоистичным, раздражительным и непоследовательным.

Он изучает разные способы, которыми на протяжении веков мужчины (женщины почти никогда) резали животных и расчленяли их трупы. Документирует не только законы кошерных и халяльных боен, но также и корриды, и жертвоприношения вуду.

Иной раз, когда Джоэля нет дома, Дженка листает блокноты на его рабочем столе и читает его записи.

Во всей Европе, читает она однажды, нахмурив брови, евреев сажали в вагоны для скота и везли на бойню. Но еще раньше, чем с евреями обращались как со скотом, обращались как со скотом с животными. По какому праву мы угнетаем животных? Завоевав и поработив африканцев, мы заставили их работать на нас с утра до темна. Но еще раньше, чем обратили в рабство африканцев, в рабство обратили коров. По какому праву мы угнетаем животных? Авраам был готов принести в жертву Исаака. Зато маловероятно, чтобы баран-отец был готов принести в жертву барана-сына.

— Павел, ты можешь поверить, что наш семнадцатилетний сын пишет такое? — спрашивает Дженка. — Что все это значит?

Эта новая одержимость Джоэля тревожит ее. Она думает об этом, лежа вечером в постели, и слезы текут из уголков глаз, затекая на волосы над ушами и в уши.

— Павел, — говорит она севшим от слез голосом, — что с нами будет? И что будет с нашим народом? Павел?

Но ее муж, тяжело работавший весь день, уже храпит.

Нашуа, 1967–1968

Когда у Лили-Роуз в тринадцать лет без одного месяца начинает идти кровь, ее отношение к женщинам в «Эль» меняется. Восторг мало-помалу превращается в тревогу. Теперь она хочет их грации и красоты для себя — чтобы нравиться, не мальчикам, не мужчинам, но своему богу. Доброжелательный прежде, голос в ее голове стал с некоторых пор строгим судьей конкурса красоты. Трижды в день она должна встретить свой взгляд в зеркале и снискать его одобрение.

Ее тело разочаровывает ее. Стоя обнаженной перед зеркалом, она смотрит на свои бедра и находит их слишком толстыми, смотрит на свою грудь и находит ее слишком плоской. Ах! Если бы можно было взять плоть с бедер и прилепить ее к груди! Но нет никакой возможности убедить калории подниматься, а не спускаться. В отчаянии она, разбив свою копилку, покупает черный бюстгальтер пуш-ап. По низу чашечек пропущена железная проволока, а сами плотные чашечки подталкивают ее крошечную грудь вверх, создавая иллюзию декольте. Она прячет бюстгальтер в дальнем углу комода. В школе, на уроках математики или истории, возбуждается при одной мысли о нем.

Однажды Эйлин натыкается на бюстгальтер, прибираясь в ящиках Лили-Роуз.

— Дэвид, — говорит она в тот же вечер, — этому надо положить конец. Наша дочь теряет из виду все христианские ценности, которым я ее обучала.

— У нее хорошие отметки, — возражает Дэвид.

— Если не принять меры, она кончит как Лола, забеременеет в восемнадцать лет.

Дэвиду нечего ответить. Бросив школу в семнадцать лет и поступив ночной кассиршей на бензоколонку, Лола родила первого ребенка в девятнадцать… и, поскольку отец ребенка неизвестен, пустилась во все тяжкие меньше двух месяцев спустя. Дэвид знает от брата, что жизнь Лолы теперь ужасна. Он представляет себе запах пива и помойки, ванные комнаты с белым кафелем, окурки, размокшие в кофе, унылую акробатику под винными парами на переднем сиденье машин, когда звякают о зубы пряжки ремней и браслеты дешевых часов.

— У тебя есть идея? — спрашивает он, хмуря брови.

— Можно перевести ее в другую школу.

— В середине восьмого класса? И куда?