— Козьего ранчо. Вы-то небось об козьих ранчо и не слыхали никогда. Потому что в наших краях до такой штуки никому не додуматься. Для этого надо быть северянином. И вот один северянин где-то там в Массачусетсе, или в Бостоне, или в Огайо додумался, и прикатил сюда, в Миссисипи, с целым саквояжем зелененьких, и купил в пятнадцати милях к западу от Джефферсона две тысячи акров самой лучшей земли, какая только нашлась — все холмы, да лощины, да травы, — и обнес ее десятифутовой загородкой, такой частой, что, наверно, и вода-то сквозь нее не течет, и совсем уж приготовился было загребать деньгу лопатой, как вдруг сообразил, что ему не хватает коз.
— Чепуха, — сказал кто-то. — Коз всем хватает.
— И потом, — вдруг резко сказал Букрайт, — ежели вы хотите, чтобы вас и вон там, в кузнице, слышали, мы можем всем скопом туда перейти.
— Ну конечно, — сказал Рэтлиф. — Вам, ребята, и невдомек, до чего приятно языком потрепать после того, как полежишь на спине в таком месте, где каждый, кому тебя слушать неохота, может встать и уйти, а ты за ним пойти не можешь. — Тем не менее он немного понизил голос — высокий, отчетливый, насмешливый, неторопливый. — Так вот, ему они были нужны позарез. Вы не забывайте, что он северянин. Они делают дела не так, как мы. Надумай кто в наших краях завести козье ранчо, он просто взял бы да завел, потому как коз у него и без того больше, чем нужно. Только предупредил бы, что его дом, или веранда, или гостиная, или другое какое место, откуда коз никак не отвадить, — это и есть козье ранчо, и все тут. Но северянин сделает иначе. Ежели уж он берется за дело, так организует целый синдикат, согласно печатному своду правил, и имеет патент от самого министра из Джексона, тисненный золотыми буквами и гласящий, что, мол, мое вам нижайшее, подтверждаю, что двадцать тысяч коз, или чего там еще, суть воистину козы. Он не начнет с коз или с участка земли. Он начнет с листа бумаги и карандаша и все расчислит и выверит у себя в кабинете: столько-то коз на столько-то акров и столько-то футов загородки, чтоб козы не разбежались. А потом напишет в Джексон и получит патент на всю эту землю, загородку и коз, и сперва купит землю, чтобы было где поставить загородку, и поставит ее, чтобы наружу ничего не выскочило, а уж после станет покупать скотину, которой за этой загородкой гулять. И вот сперва все шло как по маслу. Нашел он землю, да такую, что самому господу богу и тому не снилось устроить на ней козье ранчо, купил ее почти без хлопот, пришлось только разыскать хозяев и втолковать им, что он действительно собирается платить им деньги, а загородка, можно сказать, сама собой выросла, потому что он сидел себе на месте, посреди участка, и знай только денежки выкладывал. А потом он видит, что коз не хватает. Обшарил он всю округу вдоль и поперек, чтобы набрать столько коз, сколько в патенте написано, а то золотые буквы так в лицо ему и скажут, что он плут. Но только все попусту. Как он ни бился, а загородки остается еще на пятьдесят коз. Стало быть, теперь это уже не козье ранчо, это банкротство. Или отдавай назад патент, или хоть из-под земли достань эти пятьдесят коз! Что ж получается? Человек притащился черт знает из какой дали, из самого Бостона, штат Мэйн, купил две тысячи акров земли, поставил сорок четыре тысячи футов загородки, а теперь вся эта затея может сорваться из-за коз дядюшки Бена Квика, потому что других коз между Джексоном и штатом Теннесси нет как нет.
— А вы почем знаете? — сказал один.
— А вы думаете, я бы встал с постели и потащился в такую даль, ежели б не знал? — сказал Рэтлиф.
— А вы бы сели в свой фургончик да ехали к нему не откладывая, — душа спокойнее будет, — сказал Букрайт. Он сидел у столба, лицом к окну, которое было у Рэтлифа за спиной.
Рэтлиф поглядел на него, приветливый и загадочный под своей всегдашней неприметной и насмешливой маской.
— Конечно, — сказал он. — А козы эти у него уже давно. Он, верно, снова пойдет толковать: того-то мне нельзя, а это непременно надо и, уж конечно, счетов наприсылает за свои советы…
Он переменил тему разговора так плавно и вместе с тем так решительно, словно, — как они поняли позже, — вдруг выставил табличку, на которой красными буквами было написано: «Тише!», и приветливо, непринужденно поглядел на Уорнера и Сноупса, показавшихся в дверях лавки. Сноупс не сказал.
— Не рано ли закрываете, Джоди? — сказал Рэтлиф.
— Смотря что вы называете «поздно», — неохотно сказал Уорнер и пошел следом за приказчиком.
— Может, уже пора ужинать? — сказал Рэтлиф.
— В таком случае, я на вашем месте закусил бы да поехал покупать этих коз, — сказал Букрайт.
— Конечно, — сказал Рэтлиф. — Но, может, у дяди Бена к завтрашнему дню лишняя дюжина прибавится. Ладно, была не была…
Он встал и застегнул пальто.
— Перво-наперво коз купите, — сказал Букрайт.
И снова Рэтлиф посмотрел на него, приветливый, непроницаемый. Потом посмотрел на остальных. На него никто не смотрел.
— Да ладно, не горит. А что, ребята, кто-нибудь из вас столуется у миссис Литтлджон?