Деревушка

Вдруг он сказал: «Что это?» — и все сразу поняли, про что он спрашивает, — взрослый человек, босой, в тесном выцветшем комбинезоне, годном разве на четырнадцатилетнего подростка, шел по дороге мимо галереи, волоча за собой на веревке деревянную чурку с двумя приколоченными к ней жестянками из-под табака, и, ничего не видя вокруг, глядел через плечо на пыль, которая клубилась за чуркой. Поравнявшись с галереей, он поднял голову, и Рэтлиф увидел его лицо — тусклые и, казалось, вовсе незрячие глаза, разинутый слюнявый рот, окаймленный легким золотистым пушком.

— Тоже из ихних, — сказал Букрайт хрипло и резко.

Рэтлиф, не отрываясь, глядел на это жалкое существо, — штаны едва не лопаются на толстых ляжках, голова болтается на вывернутой шее, глаза устремлены назад, па волочащуюся в пыли чурку.

— И нам еще толкуют, будто все мы созданы по образу и подобию божию, сказал он.

— По-моему, и хуже этого бывает, чего только не насмотришься на свете, — сказал Букрайт.

— Не знаю, что-то не верится, хоть, может, оно и так, — сказал Рэтлиф. Значит, он здесь просто появился, и все?

— А что тут особенного? — сказал Букрайт. — Не он первый.

— Конечно. Но ведь надо же ему где-то жить.

Странное существо дошло до дома миссис Литтлджон и свернуло в ворота.

— Он ночует у нее в конюшне, — сказал один. — Она его кормит. Он кое-чего делает. А она как-то объясняется с ним.

— Видно, она-то и создана по образу и подобию божию, — сказал Рэтлиф. Он повернул голову; в руке у него все еще был забытый кусочек леденца. Он положил его в рот и вытер пальцы о полу пальто.

— Ну, так как же насчет ужина?

— Сначала купите коз, — сказал Букрайт. — А потом поужинаете.

— Завтра куплю, — сказал Рэтлиф. — Может, у дяди Бена тем временем еще полсотни голов поднакопится.

«А может, и послезавтра, — думал он, шагая по хмельному холодку мартовского вечера на медный зов колокольчика миссис Литтлджон. — Так что времени у него довольно. Кажется, я чисто сработал. Сыграл не только на том, что он, по-моему, знает обо мне, но и на том, что я, по его соображениям, знаю о нем, хоть я целый год и проболел и сильно отстал в великой науке и благородной забаве надувательства. А Букрайт сразу попался на удочку. Из кожи лез, чтоб меня предупредить. Даже в чужие дела вмешался ради этого».

Так что назавтра он не только не побывал у хозяина козьего стада, но уехал за шесть миль совсем в другую сторону и убил целый день, пытаясь продать швейную машину, которой у него и с собой-то не было. Там же он и заночевал, а в Балку вернулся только на другой день утром и поехал прямо к лавке, где к одному из столбов галереи была привязана чалая лошадь Уорнера. «Стало быть, он теперь уж и на лошади ездит, — подумал Рэтлиф. — Так, так». Он не вылез из своего фургончика.

— Не возьмет мне кто-нибудь на пять центов леденцов? — сказал он. Может, придется подкупить дядю Бена через которого-нибудь из внуков. — Один из сидевших на галерее сходил в лавку и вынес леденцы. — Вернусь к обеду, сказал он. — И тогда снова буду к услугам любого бедствующего молодого врача — пусть режет.

Ехать ему было недалеко: меньше мили до моста, да еще за мостом чуть побольше мили. Он подъехал к чистому, опрятному дому, позади которого был большой хлев, а за хлевом выгон; там он увидел коз. Крепкий, рослый старик, сидевший в одних носках на веранде, закричал:

— Здорово, В. К.! Какого дьявола ты там, у Билла Уорнера, затеял?

Рэтлиф сказал, не слезая с козел:

— Так. Значит, он меня обошел.

— Пятьдесят коз! — кричал старик. — Слыхал я об одном человеке, который десять центов платит, только бы избавиться от пары коз, но сроду не слыхивал, чтоб кто-нибудь их покупал, да еще разом полсотни!

— Он ловкий малый, — сказал Рэтлиф. — Если купил полсотни, то, верно, знает, что ему ровно столько и понадобится.

— Да, ловкий малый. Ишь ты, пятьдесят коз. Вот адово племя! Тьфу! А у меня есть еще стадо, сказать — не соврать, курятник доверху набить можно. Может, возьмешь?

— Нет, — сказал Рэтлиф. — Мне нужны были именно те пятьдесят.

— Я тебе их даром отдам. И еще четвертак приплачу, только бы они мне глаза не мозолили.

— Благодарю, — сказал Рэтлиф. — Что ж, придется отнести это на счет накладных расходов.

— Пятьдесят коз, — сказал старик. — Оставайся обедать.

— Благодарю, — сказал Рэтлиф. — Боюсь, я и так уж слишком много времени.

Он вернулся в Балку — одна долгая миля до реки, а потом одна короткая, за рекой, — маленькие крепкие лошадки бежали хоть и не дружно, зато резво. Чалая лошадь все стояла у лавки, и люди все сидели на галерее, но Рэтлиф не остановился. Он доехал до дома миссис Лпттлджон, привязал лошадей к загородке, а сам поднялся на веранду, откуда ему была видна лавка. Из кухни у него за спиной уже доносился запах стряпни, и люди на галерее скоро стали расходиться, так как дело шло к полудню, а чалая лошадь все еще стояла на прежнем месте. «Да, — подумал Рэтлиф. — Прижал он Джоди. Если человек отберет у тебя жену, остается одно — застрелить его, и тогда тебе полегчает. Но если кто отберет лошадь…»

Позади него раздался голос миссис Литтлджон: