Была у профессора математики, Бегленко Ивана Михайловича, гражданская жена и дача в Подмосковье. Жена была родом из профессорского колена, задумчивая и робкая. Детей они не желали, у них не родилось, а потому жениться повода не было. Поначалу супруга трепетно намекала и на колечко, и на ЗАГС за углом, но спустя год утихла и радость влезать в корсет свадебного платья оставила «молоденьким». К тому же и Иван Михайлович находился в таком почтенном возрасте, когда даже во дворце бракосочетаний было неприлично целоваться.
В пятьдесят лет его назначили на должность декана факультета математики, после чего к Ивану Михайловичу намертво прилепилось прозвище Грымза. Даже преподаватели, стоя в курилке, стали называть его так, чтобы было яснее, что речь идет не о каком-нибудь Иване Михайловиче с какой-нибудь кафедры, а о декане. Для него самого секретом это не было, поскольку он знал, что прозвище это почетное и перешло к нему вместе с должностью. Единственным недостатком порой являлась путаница для студентов: первое время понять, о ком из двух грымз-деканов идет речь, было невозможно.
Лето они с супругой проводили на даче, днем пропалывая лук и опрыскивая колорадских жучков, а вечером Иван Михайлович отправлял жену на пятичасовом автобусе домой, а сам усаживался ловить мальков, попутно вырезая небольшие фигурки из дерева. В воскресенье, в три часа ровно, он складывал поделки в портфель и отправлялся домой свеженький и довольный, чтоб в понедельник опять побежать на работу.
Очередная неделя началась с обычного разговора с помощницей Лизочкой:
— Представляешь, сегодня еще не завтракал, бедный, бедный мой желудок! Забегу в столовую, скажешь студентам, чтоб немножко подождали.
— Как же вы так? Сегодня там такая каша! Успевайте, успевайте, Иван Михайлович.
Через десять минут он задумчиво доел завтрак и запил все брусничным киселем.
Зашел в аудиторию, ловко приземлился в кресло и, начиная с «Я», стал проверять наличие присутствующих. Где-то на «Л» Бегленко вдруг запнулся, обнаружив, что в группе у него в этом году всего две девушки.
— Ну что, Анастасия, Ольга, повезло вам, среди кавалеров будете учиться.
— Да вы вроде тоже не среди мужчин работаете, Иван Михайлович.
Иван Михайлович покраснел.
— Приступим к занятию, Настя, верно?
— Верно, но я предпочитаю, чтоб меня называли Настасьей.
Иван Михайлович поправил узелок на галстуке и продолжил:
— Итак, первый курс, поскольку вы все имеете разный уровень подготовки, я бы хотел вернуться к концу школьной программы.
— А может, нам и палочки для счета достать?
— Можете достать, Настасья, если ваши дела так плохи.
Иван Михайлович еще раз поправил галстук и приступил к дробям.
На протяжении всей лекции он то ослаблял галстук, то затягивал его плотнее и в итоге совсем его снял.
В ночь с первого на второе сентября Бегленко не спалось, а когда наконец он засыпал, то начинал повторять «палочки, палочки» и бесконечно искать галстук на белой ночной майке. Наутро он, шаркая пушистыми тапочками, подошел к зеркалу, приподнял веко и обнаружил под ним десятки невыспавшихся капилляров. «Ну, нахальная рыжая, еще поглядим на тебя во время сессии».
Вооружившись преподавательской смелостью, решительный Иван Михайлович вошел в аудиторию. Все было как вчера, только Настя сегодня предпочла повторению теорем чтение Набокова. В течение полутора часов Бегленко прохаживался от доски к ее парте и в итоге, не выдержав, обратился к ней:
— Настасья, вам с нами совсем не интересно, принести сборник второго уровня?
— Нет, спасибо, Иван Михайлович, повторение — мать учения.
Остаток лекции Настя увлеченно переворачивала страницы и периодически по-детски неловко убирала вьющиеся рыжие пряди с лица.
— Настасья, вы совсем не смотрите на доску, вам что-то непонятно? Спрашивайте меня.
— Спрошу, Иван Михайлович, мне кажется, еще не раз спрошу.
Бегленко опустил разрумянившееся лицо и продолжил занятие.
После пары Бегленко конфузливо остановил Настю: «Настасья Мухина, зайдите потом ко мне в деканат».
Спустя пять часов в деканат ворвалась Мухина. Дожевывая булку, она закрыла дверь.
— Я пришла, Иван Михайлович.
— Что ж, это хорошо… Настасья, я не знаю, как на других, но на моей лекции вы совсем не слушаете. В чем дело?
— А как вы думаете, Иван Михайлович, в чем?
Рыжая прядка волос вдруг рассыпалась по щеке.
— Ну… ты, наверное, материал еще не освоила, приходи, что ли, ко мне завтра. Позанимаемся. Дам тебе интересные книги, которых нет в библиотеке, у меня, например, Лобачевский есть, «Воображаемая геометрия», хочешь?
— Да.
— Ну, вот и приходи.
На следующий день вечером, когда жена Ивана Михайловича была отправлена в срочном порядке на дачу, Настасья пришла в гости к Бегленко. Дрожащими пальцами с отросшими по невниманию ногтями он разорвал конфетную обертку и заварил травяной чай. Вылавливая плавающие соломинки, он нервически ерзал на стуле и вскакивал, когда на площадке раздавался звук шагов.
— Любите донник, Настасья?
— А что это?
— Это то, что мы с вами сейчас пьем.
— Ну, пока мне нравится.
— Душица еще свежая есть, если захотите.