Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

Оторвав взгляд от тетрадки, Майозубов увидел, как Яна резко встала и вышла из кухни. Аристарх слышал, раздражённое ворчание женщины, когда он творил, но в те секунды произносимые гостьей слова не имели никакого существенного значения. Сейчас же, вдруг, что-то щёлкнуло, правда, не на уровне сознания, а скорее на уровне инстинктов и, поддавшись неожиданному импульсу, поэт торопливо направился к успевшей надеть пальто Яне. Через мгновение скрученное в комок пальто валялось на полу, а ещё через два с половиной часа, задыхающаяся от реализованной страсти Яна, нежно спросила: «Почему ты себя так странно ведёшь, Аристаша»? Тот лениво посмотрел на лежащую рядом обнажённую женщину, самовлюблённо улыбаясь тому, какой яркий эффект производит его спортивное тело и некоторая важная анатомическая подробность. До этого момента, Майозубов не казался себе каким-то особенным, считая, что именно рвущийся из него поэт, позволяет чуть смелее и проще смотреть на столь привлекательный женский пол.

— Яна, ты должна понимать, я гений современной поэзии и если ты хочешь быть рядом, то должна служить мне, трепетно улавливая нюансы моего настроения и иногда чем-то жертвовать, обречённо понимая, что единственное, что ценно для поэта — вдохновение. Знаешь, таланту требуется не столько женщина, сколько Муза или, возможно, даже Музы.

— Для меня это новая вводная, Аристаша, — лениво потягиваясь, съязвила Яна.

— Но, поверь, это именно так… Другого между нами не было и уж точно не будет.

— Ладно, — спокойно произнесла гостья, а про себя, в привычной ей меркантильной манере, подумала, что при такой постановке вопроса любовник может обходиться намного дороже. Впрочем, странные закидоны молодого человека не имели никакого значения, её полностью всё устраивало. Главное состояло в том, что она могла получать то, что ей требуется. Причём, удобный роман с дерзким поэтом никак не мешал устоявшейся семейной жизни, а прямолинейность молодого любовника удивительным образом заводила.

Двухтысячные только начались и мало кто давал себе отчёт в том, что грядущие перемены приведут к глобальным изменениям. Впрочем, все подспудно ждали перемен, правда мало кто понимал, какими они должны быть. Уход никчёмного Ельцина подвёл черту под мрачными девяностыми, предрекая неизбежную ломку устоявшихся правил и договорённостей. Огромная страна стояла перед выбором дальнейшего пути развития и поиском нового общественного баланса.

По Кутузовскому пролетел кортеж мэра Лужкова, который, в свойственной большим начальникам манере, царственно излучал мудрость и самодурство, давая налево и направо указания, удивительным образом противоречившие предыдущим. Ну, в общем, всё, как мы любим. Аристарх вовсе не был очарован популярным в среде пенсионеров городским главой. Однако, считал того скорее положительным героем, так как на фоне других «друзей» Бориса Николаевича, Юрий Михайлович выделялся доброй улыбкой, простецкой кепкой и некоторым продуманным альтруизмом, щедрые брызги которого, периодически орошали серые будни уставших от суеты москвичей.

Поэт предчувствовал великие перемены и горел восторженной душой, он, как и все, не знал, что и как должно быть, понимая лишь одно — всё должно быть иначе. Осмыслив это, поймавший ветерок вдохновения Майозубов, перевернул Яну на живот, положил на спину женщины блокнот и стал записывать крутящиеся в сознании строки:

В бешенном ритме столицы,

Крутятся слесарь и мэр,

Добрые светлые лица,

Помнят большой СССР.

В битых осколках отчизны,

Что разлетелись в грязи

Ползают мерзкие слизни

Жрут — всё у них на мази…

Знаю, грядут перемены,

Знаю, несчастье пройдёт,

Коли величием Веры,

Слизней зачистит народ.

— Надеюсь, стихи о любви пишешь? — рассмеялась разомлевшая Яна.

— Скорее наброски для будущей поэмы, — игнорируя неуместный флирт подруги, ответил поэт. Ему совсем не хотелось говорить о своих предчувствиях, а когда Яна взяла блокнот, чтобы прочесть написанное, грубо на неё лёг и поимел со всей классовой ненавистью идейного революционера.

— Можно, конечно, и так, Аристаша, но мне интересно почитать твои стихи о любви, — прерывисто дыша, сказала Яна.

— Настоящие поэты не пишут о любви.

— А мне казалось, что как раз наоборот…

— Это потому, что ты не в теме… Знай, настоящие поэты пишут о страсти. Ведь в любви совсем нет поэзии, там есть только ровное притяжение, а страсть, она кипит, генерируя мощные энергии, яркие чувства, сумасшедшие поступки и секс. Любовь же — просто монашка на этом фоне.

— И всё-таки, Аристаша, женщина хочет, чтоб с ней говорили про любовь.

— Ну, может… Впрочем, ведь мы же договорились, что ты вовсе не женщина, а Муза.

— Милый, а разве Муза не хочет любви?

— Муза, лишь глоток вина, который должен пьянить, смысл её существования — вдохновение поэта.

— А как же любовь?

— Для любви у тебя есть муж. Дерзай!

— Ты невероятно наглый и грубый…

— Почему же? Скорее честный! И брось притворяться, ты же всё прекрасно понимаешь, тебе и самой так куда проще.

— Аристаша, ты даже больший циник, чем я, а тебе всего-то двадцать два года.