Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

Непонятно откуда взявшийся ремонт, изменил квартиру полностью, но несмотря на это, всё воспринималось настолько привычно, что вконец обалдевший Аристарх, почти на автомате принял душ и, зайдя на кухню, налил в маленький термос кофе. Безусловно, то, что он увидел после того, как проснулся, ввело в лёгкий ступор, поэтому срочно требовалась прогулка, так как без приятного уху городского шума и свежего воздуха не хотелось предпринимать никаких попыток столь необходимого осмысления. Молодой человек нуждался в чём-то знакомом, но нейтральном, чтобы, зацепившись за это, попробовать понять, что же, всё-таки, произошло.

На улице действительно бушевало лето, жара чуть затормаживала течение привычной городской суеты, подсознание, то тут, то там отмечало изменения в хорошо знакомом пространстве, а Аристарх, с сомнением посмотрев на термос, удивлённо подумал о том, что никогда не имел привычки прогуливаться и пить домашний кофе. «Охренеть», — тихо произнёс обескураженный поэт и поплёлся к набережной Москва-реки, надеясь отыскать хоть какую-то ясность и прохладу.

Пока поэт шёл к набережной, с ним дважды поздоровались совершенно незнакомые люди. Аристарх удивился, даже кивнул в ответ, но не придал приветствиям особого значения. Мир, в котором он проснулся, поставил столько куда более серьёзных вопросов, что думать о том, с чего это с ним вдруг здороваются незнакомцы, вовсе не мечталось. Почему-то безумно захотелось кофе, а тот, что был с собой, показался самым вкусным, который он когда-либо пробовал. «Отлично, теперь мне хоть понятно, почему я гуляю с этим дурацким термосом», — подумал Аристарх и удовлетворённо улыбнулся, ведь был найден первый ответ в свалившемся на него фантасмагорическом квесте.

Состояние, захватившее поэта, можно охарактеризовать короткой фразой: и привычно, и не привычно. С одной стороны, всё до боли знакомое, с другой, масса того, чего, казалось, не видел никогда. Майозубов снова отхлебнул кофе и обратил внимание на то, какие на нём вещи. Одеваться пришлось второпях, по привычке, всё идеально село на фигуру, но, чтобы у него была такая одежда Аристарх не помнил. Наблюдение поначалу сильно смутило и даже создалось впечатление, что шмотки чужие, однако, внутренний голос подсказал, что всё совсем не так. Одежда в стиле кэжуал выглядела дорого и немного выпендрёжно, но полностью соответствовала врождённому вкусу и стилю. Сомнение в происхождении вещей ушло так же быстро, как и появилось, оставив лишь лёгкое послевкусие недосказанности, в которой, очевидно, скрывалось нечто самое важное. Но думать об этом Аристарх уже не мог, так как, подняв глаза, оторопел, увидев лоснящиеся небоскрёбы «Москва-сити», выпорхнувшие неведомым миражом на противоположной стороне реки.

Сказать, что увиденное поразило — значит, ничего не сказать. Поэт понял, что ремонт в квартире, шмотки и даже неожиданно наступившее лето объяснить ещё можно, а вот торчащие стеклянные громадины необъяснимы никак. Чтобы хоть немного прийти в себя, Майозубов допил кофе, потом вздохнул и замер в оцепенении.

— Здравствуйте, Аристарх, — неожиданно раздалось за спиной.

— Здравствуйте, — чуть отстранённо отреагировал удивлённый поэт и развернулся, чтобы посмотреть на того, кто его поприветствовал. Перед ним стояла стройная, довольно высокая девушка лет двадцати пяти, её красивые чёрные локоны падали на оголённые худые плечи, а большие карие глаза светились неподдельным восторгом.

— Мы с вами знакомы? — с непонятной надеждой в голосе, спросил Аристарх.

— Нет, но я ваша поклонница.

— Поклонница? Ничего не понимаю.

— Не скромничайте, ведь вы же поэт Аристарх Майозубов?

— Вроде, да…

— А, я вас понимаю, вы сейчас в состоянии поиска вдохновения или, как вы говорите: вселенского потеряшки.

— Очень может быть, — озадачено ответил поэт, удивившись насколько точно девушка описала его нынешнее состояние. Впрочем, скорее всего, он зацепился за слово потеряшка.

— Значит, я угадала? Вы даже написали по этому поводу несколько строк:

Заблудившись в пространствах

Вселенских чертогов,

Глядя прямо в глаза самого Сатаны,

Постараюсь молчать, в мире из монологов

Только Вечность, Надежда и чувство вины…

— Вероятно, это не лучшие мои стихи, — почему-то застеснялся Майозубов, понимая, что сейчас, больше всего на свете, ему нужен разговор с этой потрясающе привлекательной девушкой.

— Но вы же сами говорили, что не бывает ни лучших ни худших стихов, а есть только путь поэзии.

— Думаю, что так и есть — существует только путь поэзии, по крайней мере для меня точно, — утвердительно кивнул Аристарх и спросил: «А почему вы так и не представились»?

— Меня зовут Эвелина Шиманская…

— Эвелина? Странное имя. Оно настоящее? — непонятно почему вырвалось из уст поэта.

— Да, настоящее…

— Звучит как псевдоним проститутки, — забыв о вежливости и такте, неуместно произнёс Аристарх.

— Но меня так назвали в честь бабушки…

— Твою бабушку звали Эвелина? — смутившись, от осознания собственной бестактности, переспросил поэт.

— Нет, её звали Анна…

— Совсем ничего не понимаю и даже кажется, что схожу с ума…