— То есть, эта информация вас совсем не отталкивает?
— Даже наоборот, Ника, — спокойно ответил Аристарх и положил руку женщины на внутреннюю часть своего бедра.
— Это то, о чём я подумала, — тут же вернув руку назад, спросила Ника.
— Бесспорно…
— Не знала, что такое может быть в реальности…
— Скажите в каком номере вы расположились, и я постучусь туда минут через двадцать.
— Вы слишком нахальны и самоуверенны, Аристарх, — с трудом сдерживая волнение ответила Ника и торопливо удалилась.
Майозубов, как и все мужчины, иногда получал отказ, но такое происходило настолько редко, что не вызывало никаких чувств, кроме искреннего удивления. Впрочем, сейчас было чем себя занять, ведь ситуация, в которой пришлось оказаться, требовала разного рода решений, от самых простых, где разместиться в Берлине, до абстрактных философских, связанных с метаниями во времени и пространстве. Решив, что шустрый Антон, который вдобавок ещё и Антуан — лучший помощник в деле устройства в гостиницах, Аристарх поднялся со стула, чтобы побыстрее вернуться в их пока ещё общий номер.
Гостиница чрезвычайно понравилась Майозубову, так как в ней присутствовал флёр утончённой поэзии и почти кожей ощущалось бесконечное течение времени. Стены излучали изысканную эстетику прошлых лет, а тщательно подобранный декор, указывал, на любовь владельца к мелочам и деталям прошедших эпох. Аристарх в восхищении остановился в удивительном холле этого небольшого, достойного и, наверняка, очень старого здания, казалось, что загадочное помещение хранит некую тайну, которая, возможно, когда-нибудь, станет известна ему или какому-то другому постояльцу. От пережитого ощущения захватило дух, а ход расслабленно романтичных мыслей неожиданно прервала невесть откуда появившаяся Ника, и мило смущаясь, сообщила номер своей комнаты, после чего, опустив глаза в пол, почти мгновенно удалилась.
Странная барышня, — удивлённо усмехнулся Майозубов, вошёл в свой номер и увидел, что Антуан с кем-то переписывается через интернет.
— Я вижу ты скучаешь?
— Ну если у тебя не поменялись планы, то да.
— Планы не поменялись, даже вот думаю оформить «развод», то есть, разъезд.
— Надеюсь, Аристарх, ты не на меня это хочешь повесить?
— Конечно, на тебя, Антошка, я вчера только обмолвился о гей-параде, а ты мгновенно проявил невиданную прыть: и билеты успел купить, и номер забронировать. Короче, организатор ты от Бога, хотя остальное у тебя, видимо, из другой, скажем, конкурирующей организации.
— Ага, вот так, чуть что сразу «стилист» …
— А ты хочешь сказать, что передумал и неожиданно встал на другие рельсы?
— Какая ты всё-таки очаровашка, Аристарх, и шутишь смешно, повторюсь, очень жаль, что ты не из наших.
— Антон давай разрули ситуацию, а если получится, посели меня в этом же отеле, мне он очень приглянулся.
— Ладно, постараюсь устроить, хотя это совсем непросто в такое время, но с тебя тогда подарок причитается, я кедики себе новые в КАДЕВЕ купить хотел, ты их оплатишь за мои организаторские хлопоты и за то, что ты такой большой обломщик.
— Договорились, а где, кстати, мы находимся в Берлине? Это хоть центр города?
— Можно и так сказать, мы на Курфюрстендамме находимся.
Посчитав, что необходимая договорённость достигнута, Аристарх пошёл в душ. Вода всегда успокаивала и позволяла собраться с мыслями, да и давно хотелось освежиться, горячие капли торопливо стекали по коже, а внутри образовалось какое-то сложное беспричинное беспокойство. Сосредоточившись на нём, поэт вспомнил дату своего прибытия, отмеченную в загранпаспорте, на въездной визе — двадцать второе июля две тысячи десятого года. Он не знал почему, но цифра двадцать два в этой дате вызывала тянущий страх, берущий начало в далёком будущем. И ещё, возникло чувство некой неразрешённости, отчего проявилась ясность того, что ситуация, которую сегодня преподнесла судьба, имеет какое-то особенное сакральное значение и смысл. Вместе с тем пришло отчётливое понимание, что, в каком бы времени-пространстве не пришлось находиться, первый вопрос, который необходимо задать самому себе: кто я есть, в ощущаемом здесь и сейчас? Ведь, как ни крути, он по-прежнему тот же самый юноша, который в одиночестве встретил миллениум. С другой стороны, если себя вести точно так же, как в памятном двухтысячном, он не будет адекватен самому себе на временном отрезке, существующем в конкретном настоящем.
Майозубов с предельным вниманием отнёсся к внезапно озарившей сознание мысли и не откладывая дел в долгий ящик, постарался вспомнить себя из текущего две тысячи десятого года. Воспоминания давались не просто, так как уже поднакопилась некоторая информация о себе, как из реального прошлого, так и из будущего, которое для него, как ни странно, воспринималось, как прошлое, ведь, он там уже был.