Дермафория

– Если не перестанешь орать, я заклею твой чертов рот скотчем.

– Только тронь меня, и я позову полицию.

Я обязан тебе всем счастьем в той жизни, о которой помню так мало. Я обязан тебе жизнью, и уж конечно, ты заслуживала объяснения.

Тебя успокоило бы только одно: стать частью моей жизни, вплестись в нее полностью и без остатка, но тогда ты переплелась бы какими-то нитями и с Хойлом. Хойл нашел бы тебя в любом случае. Ты не была бы в безопасности, если бы не держалась подальше от меня, если бы не возненавидела меня. И ты бы не смогла меня ненавидеть, если бы не боялась.

Однажды я уже отступил перед твоей злостью. Больше я отступать не мог.

Твои зрачки расширились, когда я снова закрыл тебе рот и поднял полоску клейкой ленты.

Прикосновение твоей кожи тает, как тень в сумерках. Тебя нет. Открываю глаза, и в комнату врывается свинцово-серое навсегда.Я изнурен. Я слабею. Ну же, подзарядись. Я знаю свой ритм.

Брюки расстегнуты, рубашка скомкана, один туфель на ноге, другой свисает с пальцев. Проходит минута. День. Что я делал, обувался или разувался? Смотрю на руку. Вспоминаю, как смотрел на руку. Вспоминаю, как вспоминал, как смотрел на руку. Иду назад секунда за секундой. Проходит еще минута. Еще один день. Разувался или обувался?

Я в «Огненной птице».

Тебя зовут Дезире.

Последнее, что помню, это как заклеил тебе рот и перевязал руки серебристой пленкой. Я сидел на твоих коленях, пока ты не утихла и не перестала сопротивляться.

Я обувался. Собирался подзарядиться.

Стеклянная Стриптизерша не танцует. Приходите позже, говорит Контролер. Все в мире часы остановились. Несмелый свет то ли заката, то ли рассвета приглушает сияние и стирает тени под уличными фонарями.

Три бренди-колы от Лу.

Сую Стеклянной Стриптизерше несколько бумажек – на все.

С памятью плохо. То была игра. Твое бледное, обнаженное тело прочерчивало тьму. Привязанная к ножкам стола и напряженная, как змея, с серой полоской на глазах и замерзшей лужей разметавшихся по полу огненных волос, ты лежала неподвижно, боясь пошевелиться.

Последними твоими словами были: «Как я могу доверять тебе?»

– Не можешь. Вот почему это и называется доверием.

Я обернул капельницу изоляционным одеялом и соединил ее с колбой Эрленмейера, которую поставил над нагревательной спиралью. В колбу помещался литр воды, и при постоянной температуре давление выжимало из нее по одной капле через каждые пять секунд. Капли падали на промежность с высоты в три фута. Кап, кап, кап…

Я сидел на голом полу и смотрел.

Когда упала первая капля, твои ноги остались напряженными. На обоих бедрах мерцала полоска пота. Ты дернула головой, как будто пытаясь оглянуться, рассмотреть что-то через ленту. После третьей капли ты перестала шевелиться. Кольцо пота светилось на вздымающемся животе, ноги напрягались с ударом каждой капли. Литра воды хватало часов на пять.

Пятнышки пота на твоей коже казались светлячками. Через час кожа порозовела, и ты поднимала бедра навстречу каплям. Я неслышно подошел ближе и подставил ладонь. Ты извивалась и стонала от нетерпения.

Поймав девять капель, я пропустил десятую. Потом поймал восемь, позволив упасть девятой и десятой. Потом семь. Когда на тебя снова упали десять капель подряд, кожа порозовела от головы до пяток. Ты горела, словно в лихорадке. Я повторил цикл. Расширил горлышко. Капли стали тяжелее, полнее, падали реже и ударяли сильнее. Я поймал несколько, нарушив ритм, заставив тебя метаться над собиравшейся под тобой лужицей.

Зазвонил телефон. Его электронное чириканье убивало настроение, отвлекало тебя. Я ожидал звонка от Уайта.

– Пошел.

– Я уже слышал. Скажи, что все под контролем.

– Да. Надеюсь, у вас тоже.

– Ты о чем?

Мы были знакомы много дней, и мне не раз хотелось убить Манхэттена Уайта.

– О нашем Плетеном.

– Что-то я тебя не понимаю. – Он говорил с набитым ртом. Я слышал работающий телевизор.

– Постарайтесь понять или будем разговаривать на работе.

– Не можешь говорить?

Не мог. У меня на полу в гостиной моя девушка, связанная, с заклеенным ртом и глазами.

– Именно. Итак, что с ним? Служащие обеспокоены, это отвлекает.

– Хочешь, чтобы я проболтался? – Он рассмеялся. – Подставляешь?

– У нас возникла проблема, и я попросил вас о помощи. Мне нужно знать, в каком состоянии эта проблема сейчас.

– Никакой проблемы нет. Ты вызвал нас, чтобы мы ее решили, и мы решили.

– Господи… – У меня пересохло во рту. Я держал Багги за руку. Я помог ему сесть в машину. – Но не так же. Вы шутите.

– Перестань, парень. – Он уже не жевал. Дверь закрылась, и телевизор умолк. – Не обманывай себя. Что, по-твоему, мы собирались сделать? Что, по-твоему, происходит, когда ты вызываешь экстренную помощь? Проблема поет. Поет громко. Ты слышишь?

Я слышал.

– Скажи, что слышишь.

– Да.

– Наш недавний эпизод. Мне ведь не нужно ни о чем беспокоиться, а?

– Нет. Все рассосалось. Я всего лишь хотел подстегнуть ваше творческое воображение.

– Ценю, – сказал он. – Ты делаешь отличную работу. Надо бы почаще тебе это говорить.

– Да. Спасибо.